– Значит, предлагаешь сворачиваться? А ты уверен, что получится, как Леха хотел?
– На девяносто девять процентов! Я все-таки не он. Все, что мог, проверил и доложил. Выйдет – замечательно, нет – будем дальше смотреть. Пусть начальник решает…
Он побарабанил пальцами по прикладу винтовки и кивнул.
– Самое милое дело спихнуть вопрос на Леху. Вот сейчас и побеседуем… Только без лишних ушей.
Он встал и ушел в темноту. Я щелкнул пальцами, привлекая внимание Остроухого, и ткнул в сторону Рафика. Волк неторопливо поднялся и двинулся следом. После последних событий лучше в одиночку не шляться.
Даша поставила передо мной миску с пшеничной кашей и сунула ложку. Жрать хотелось страшно, и я достал из мешка предусмотрительно захваченный в одной из землянок приличный кусок сушеного мяса.
– Как ты можешь? – вполголоса спросила она. – Воняет же от этих сгоревших трупов даже мне, когда ветер в нашу сторону. Додумались тоже, погребальный костер устроить, а ты спокойно наворачиваешь, да еще и мясо притащил…
– Нормальная антилопа, – сообщил я. – Вид не скажу, но точно не что-то другое. И вкус, и запах соответствующий. Чтоб ты знала, мы большие специалисты по мясу. Хищники тухлятину жрать не будут.
Она хихикнула:
– Медведи как раз с душком любят.
– Так я тебе говорил, мы не полностью медведи. В спячку не впадаем и трупы не жрем. Мозги в обоих видах остаются такими же. Никаких звериных инстинктов. Зато охрана собственной территории на высоте. Чужих там быть не должно. Мы вообще своих родственников не любим. Там, где живут оборотни, обычных хищников не бывает.
– Ты у меня медведь, – задумчиво сказала Даша. – Мария Волкова – волк?!
– Я говорил, что глупо, слишком напрашивается, но переигрывать было поздно. Хорошо бы я выглядел, если бы вдруг сообщил, что у меня совсем другая фамилия, когда уже жизняк готов.
– И сколько вас таких – разных хищников?
– Самое неприятное, – продолжая работать ложкой, сказал я, – что я теперь тоже в некотором недоумении. В детстве нам рассказывали сказки. Про оборотней-крыс, которые нарушили запрет и ели человечину.
Даша раскрыла рот.
– Вот только не надо глупостей, – остановил я ее, – ладно? Думала, не думала, не важно. Люди тоже, бывает, каннибализмом занимаются. В блокадном Ленинграде точно случаи такие были. У нас за подобные вещи моментально убивают.
«Ну, не совсем так, – подумал самокритично. Ритуальный каннибализм запрещен, а на Суде чести всякое в старые времена бывало. Только в боевом облике это вроде как и не имеет отношения к людоедству. Поэтому и неразумных хищников нашего вида не принято трескать – дурной тон». Вслух пояснять не стал, рано ей такие подробности знать.
– Так вот, когда выяснилось, что крысы делают это все, а не какой-то одинокий дурной извращенец, их перебили до последней. На развод ни одной не оставили. Всегда считал, спасибо, – откладывая тарелку в сторону, – что это такая назидательная сказка. Оказывается, чистая правда.
– Да уж, – она поежилась.
– Так что мои знания по этому вопросу могут оказаться не полными. Хотя, может, наличие таких соседей и к лучшему.
Даша удивленно подняла брови.
– Ты не понимаешь… Мы хищники. Охота, драка, бой – это у нас в крови. Посмотри, как выясняют отношения собаки. Все время агрессия при виде чужих. Старшая воспитывает младшую. Кусает, толкает. Есть альфа самка, есть бета и так далее. В наших традициях очень много от поведения нормального стайного хищника. И это касается всех, не только волков. Медведи в природе одиночки, но оборотни всегда стая. Мы живем и умираем в соответствии со своим местом в стае. Если мы не хотим грызться внутри Клана, лучше уж иметь такого врага, как крысы. Я вообще не знаю, сможешь ли ты ужиться среди нас.
Она сладко улыбнулась.
– Тебе стоит отдохнуть, я постелила нам под деревом. – «Нам» она выделила интонацией. – Я даже не задаю разные вопросы после этого странного разговора с Рафиком. Все равно скоро узнаю. Например, откуда такой тип, как ты, может знать про блокадный Ленинград. Я про те времена не слишком много слышала, а ты точно не мог земные учебники с книгами читать. И, – серьезно добавила она, – я обещала. Ваши тайны дальше меня не пойдут.
– Бесполезно отговаривать, да?
– У нас еще много времени до возвращения. Тебе придется многое мне объяснить, чтобы я смогла стать самкой-альфа.
Я развел руками и покорно встал.
– Козлы это какие-то, а не крысы, – возмущенно заявил Кузнец, разглядывая порезанную на куски упряжь. – Забрали бы, я бы понял. А так, лошадей пострелять, все поломать, обгадить и в речку спихнуть – поведение недоумков. Вот что толку, что они твою винтовку утопили? Лучше бы прикладом об дерево. А так ныряй за ней… Вон она лежит, прекрасно видно. Ты, собственно, не желаешь? – с надеждой спросил он. – Все-таки твоя вещь.
– Нет, конечно. Я занят высокоинтеллектуальным трудом, порученным мне непосредственным начальством в лице руководителя нашей экспедиции. Изучаю литературный артефакт. Дело, кстати, совсем не простое. Тут кроме чужого языка еще и разные отвратительные почерки. Не один писал, а целый коллектив. Один помер – другой продолжил. Так что каждому свое. Вам нырять, а мне тяжело трудиться. Кстати, лошадок они, скорее всего, не по дурости поубивали, а потому что те от крысиного запаха шарахались.
Кузнец был местами изрядно жадный и из всей нашей компании самый подозрительный. Если Доцент не задавался вопросом, откуда я или Черепаха знаем некоторые вещи, просто принимал как данность, то у этого мы явно были давно на подозрении. Правда, в чем нас можно подозревать, он пока и сам не догадывался, и совершенно не желательно, чтобы догадался. Но после зрелища перекидывания людей в крыс и моего близкого знакомства с их языком, ему неизвестно что могло в голову стукнуть. Так что про запах, которого боялись лошади, я специально сказал, пусть подумает.
В общем, и не соврал. Боялись. Наших коней из экспедиции тоже надо было втихую приучать к моему не вполне нормальному запаху. Это ведь рефлексы: запах медведя или волка – и лошадь тут же впадает в панику. На равнинах, сколько уже поколений прошло, а выбить никак не удается.
Ничего, у таких профессиональных конокрадов и селекционеров, как Народ, есть разные способы. А у меня еще и специфическое родовое умение. Я могу с ними договариваться. Правда, у такой способности есть и свои отрицательные стороны. Вот кому понравится, если посреди ночи его зовет кобыла, которой время рожать пришло? А ведь зовут. Это дело такое, обоюдное. Они тебя возят и на тебя работают, будь любезен бегать по зову.
Кузнец тяжело вздохнул, бросил на землю куски кожи и пошел к остальным, раздеваться.
Мы вернулись на место стоянки и теперь пытались собрать, что еще можно. Работы было много. Половина нашего добра разбросана по всей округе, а вторая утоплена в реке. Хорошо еще не очень далеко. Времени у крыс было мало, и особо они себя утруждать не стали. Единственное, что забрали, так это еду. И то про консервы, видимо, не поняли, а муку с сахаром высыпали прямо на землю и еще нагадили сверху.
