— И зачем летишь?
— Как всегда. За сенсациями.
— Большая сенсация?
— Ты даже не представляешь насколько.
— Я верю в тебя. У тебя все получится. У тебя все всегда получается, Генри. И в самом Аль Карибе ты будешь помнить обо мне.
— В самом Аль Карибе, — засмеялся он.
— Да, в самом Аль Карибе.
— Буду. Везде буду. Даже на Луне.
— И сколько продлится наша разлука?
— Не знаю. Это зависит не от меня.
— Сенсации, они такие. Мы подстраиваемся под них, а не они под нас, — улыбнулась Эльза.
— Мы же коллеги. И ты все понимаешь.
— Все. И всегда, — и она снова атаковала его…
Следующим вечером в самолет он садился, еще не отойдя от впечатлений их бурной ночи.
Эльза, как и Тейлор, тоже жила в нескольких параллельных плоскостях. В одной она, несомненно, ценила и любила Генри, дорожила им. В другой плоскости — он был для нее объектом оперативной разработки.
Поэтому самолет компании «Дельта» еще только взмыл в воздух, а Центр уже получил сообщение — объект «Грач» отбыл в Аль Кариб…
Глава 5
Междугородный автобус, натужно ревя двигателями, тащился в гору. Это был некогда белоснежный, а теперь облезлый и какой-то пятнистый, с бежевыми и зелеными проплешинами «Мерседес». Его корпус украшали вмятины, но салон был вполне пристоен и чист, с мягкими откидывающимися креслами и даже ковром между рядами.
Как горцы и обещали, они вывезли беглецов из своих краев, но дальше их возможности заканчивались, и те должны были добираться сами. Узнать Книжника теперь было затруднительно — он наголо обрил голову и расстался с густой бородой, оставив только усы и сразу перестав быть похожим на себя. Да еще прилично похудел. Одет теперь был по-европейски, как одеваются сельхозрабочие, — в синюю майку, тряпичную недорогую китайскую куртку и брезентовые штаны. Он сидел у окна в центре автобуса, листал по привычке маленькую, меньше ладони, книжку с избранными изречениями исламских мудрецов и старался выглядеть пустым местом. Раджаб, одетый в длинную серую бедуинскую рубаху, расположился на самом заднем кресле.
За окнами автобуса пролетали предгорья, сады, поселки. Территория находилась под контролем Халифата, но боевые действия здесь уже давно не велись. Поэтому жизнь как-то налаживалась. На полях трудились в поте лица крестьяне, дымила трубами теплоэлектростанция, работали лавки и магазинчики, ездили автобусы. На рынках толпился народ. Но на всем была печать упадка. Резиновым пузырем над этой местностью растянулся тягучий страх. В воздухе витало ощущение безысходности и тихого отчаяния, боязнь сделать лишнее неправильное движение, сказать лишнее слово, которое может привести тебя под нож палача или отозваться ударами палок по спине за недостойное мусульманина поведение.
Раньше бы в таком автобусе стоял галдеж, смех, незлобивые перебранки. Сейчас же висело тягостное молчание.
Книжник привык смотреть на все происходящее с точки зрения тех, кто воюет, казнит или милует, забирает или отдает, ему нравилось то состояние куража и вседозволенности, в котором были энергия, яркость бытия. Но теперь, когда он смотрел на мир с другой стороны, тот казался ему серым и абсолютно непригодным для жизни.
На третьем часу поездки автобус остановился. Дорога была перегорожена нелепым, похожим на фургон бродячих артистов английским бронетранспортером «Брэдли». Боевики в спортивных костюмах и разгрузочных жилетах, возбужденно крича и размахивая автоматами, вынудили пассажиров выйти из автобуса. Судя по всему, воины накурились какой-то травы. В войсках Халифата наркотики не только не запрещались, но и в какой-то мере поощрялись. Они позволяли загонять подальше страх. Расширяющие вещества гнали в атаку не хуже заградительных отрядов и массовых расстрелов.
Моджахеды бесцеремонно обыскали автобус, раскидывая и топча сумки, мешки, забирая приглянувшиеся вещи на нужды войны с неверными, как они пояснили. Они чем-то напоминали Книжнику стадо обезьян, громящих придорожное кафе — такой сюжет он как-то видел по телевизору. На пассажиров они особого внимания не обращали. Старший небрежным жестом разрешил водителю двигаться дальше. И автобус, объехав БТР, устремился по трассе.
Те, кто лишился вещей, еще недавно причитали бы всю оставшуюся дорогу, призывали страшные кары на головы негодяев, горячо обсуждали бы произошедшее. Но теперь они сидели тихо, лишь что-то едва слышно бормоча под нос.
Автобус тем временем неумолимо продвигался к границе контроля Халифата, за которой ничейные земли.
Второй раз его тормознули уже рядом с границей на блокпосту. Это было сооружение из камней с оборудованными пулеметными гнездами и бойницами. Рядом стоял пикап, его крупнокалиберный пулемет смотрел на остановившийся автобус.
Выводить из автобуса никого не стали. В салон завалились двое боевиков в песчаном камуфляже. Один низкорослый, с морщинистым, сморщенным, вытянутым вперед лицом, похожий на павиана, держал в руках ручной пулемет Калашникова, чуть ли не больше, чем он сам. Второй — тощий, длинный, сутулый, в вязаной шапочке, был вооружен помповым ружьем и заткнутым за пояс огромным ножом. Глаза у обоих мутные, видать, тоже отведали волшебной травы.
«Павиан» обвел мутным взором автобус, хохотнул и выстрелил вверх из пулемета, сделав в крыше аккуратную дырочку. Водитель чуть не застонал, как от физической боли, но только опустил глаза.
— Бежите из Халифата, песчаные крысы! — завопил «павиан».
Ответом ему было гробовое молчание. Люди сидели, потупив взор и боясь лишний раз вздохнуть.
— Убить бы вас всех! — опять хохотнул «павиан» и пошел вдоль автобуса.
Он ткнул стволом пулемета в худощавого парня в очках, лет восемнадцати, не больше, съежившегося на сиденье, и спросил:
— Где твои вещи?
Парень испуганно смотрел на него. Потом кивнул на рюкзак. Залопотал что-то униженно-извиняющееся.
— Бери вещи — и на улицу. Быстро, быстро, быстро…
Парень схватил рюкзак, что-то умоляюще произнес, в ответ получил болезненный тычок стволом в солнечное сплетение.
— Из автобуса! — рыкнул «павиан».
Парень послушно вышел. На улице его ждали двое боевиков. Они поставили его на колени и ткнули лицом в землю. Широкоплечий толстый бородач взял рюкзак, и на землю посыпались вещи — одежда, коробочки, тюбики, брошюры. Присев на колено, бородач начал просматривать брошюры и вдруг возбужденно загалдел, тряся одной из них.
«Павиан» тем временем остановился напротив Книжника и внимательно уставился на него.
Бывший ближайший помощник грозного Большого Имама под этим взглядом униженно согнулся. Но в его душе бурлили совершенно иные чувства. На место липкого страха приходила ярость. Посмел бы этот дикарь посмотреть на него так еще несколько дней назад! Самое легкое — отделался бы палочными ударами по пяткам, после которых почки отказываются работать. А то и расстреляли бы как смутьяна. Как же мимолетно все и как непрочно положение человека на этой земле. Лишь Аллах решает, кому, где и кем быть, и нужно благодарить его как за подарки судьбы, так и за испытания.
