Зачищаем все помещения в коридоре и двигаем в правое ответвление. Там проход отсечен массивной металлической дверью. На ней кодовые замки, гнездо для электронных карточек. По нашим прикидкам, Сотникова держат именно здесь.
Удар «ключа» дверь не выдерживает — ее сносит взрывом, и мы врываемся в проход. Из двери показывается силуэт с винтовкой «М‑16» наперевес. Кто ж вас учил сначала выглядывать, а потом палить? Получи пулю, расписываться не надо, вся бухгалтерия уже ждет тебя на том свете.
В коридоре всего три двери. Две распахнуты, за ними никого. За третьей кто-то есть — слышится шебуршение.
Я уверен, что наша цель именно там. Встаю у двери, прижимаюсь к стене. Легонько ударяю по ней носком ботинка.
Грохочет выстрел. Дверь пробита на высоте двух метров. Стрелок явно переоценил мои габариты.
Я перевожу дух. Ну, остался один рывок…
Глава 19
— У вас, рыцарей плаща и кинжала, существует некоторое профессиональное заблуждение, — наставительно произнес Генри Тейлор.
— Какое же? — Сотников с интересом посмотрел на самоуверенного, искрящегося энергией американца.
— Вы считаете, что история и политика до сих пор делаются тайно.
— А что здесь не так?
— А то, что уже давно история и политика делаются на всеобщем обозрении. Медийными инструментами. Картинкой в СМИ и постами в Интернете.
— Старая песня.
— Это ирония? — недоумевающе посмотрел на собеседника Тейлор, удобнее устраиваясь в кожаном кресле. — Зря. Почему капитализация компании равна сумме большей, чем ее доход за тысячу лет? Правильная медийная политика. Картинка. Почему появляются государства-изгои, которых просто необходимо лечить бомбовыми ударами? Медийная политика и картинка. Картинки делают президентов, разрушают страны и запускают экономические процессы. Роняют или возвышают цены на нефть и металл. Напрасный труд искать содержание в медийном пространстве. Есть только картинка. Она и смысл, и содержание. В ней все.
— Но картинки кто-то зачем-то выкладывает.
— Зрите в корень. Это как карты. Кто-то тасует колоду. А кто-то научился вытаскивать из рукава джокера. Мы, работники медийной сферы, новые боги, мистер Сотников. Мы создаем миры. И заставляем в них верить.
Генри Тейлор был фанатиком своего дела. Он не мог говорить ни о чем другом, кроме медийной теневой власти. Искренне считал своих коллег из ЦРУ, оперативных сотрудников и мастеров тайных операций, замшелыми ретроградами, которые не понимают, что один телеоператор может стоить десятка банд моджахедов или батальона подготовленных агентов. В Сотникове он нашел благодарного слушателя.
— Вы получаете шанс, мистер Сотников. — В отличие от Батлера Тейлор не коверкал русскую фамилию, растягивая это американское «ф‑ф‑ф», а выговаривал четко. — Уверяю вас, такие шансы выпадают немногим. Вы становитесь персонажем. Вы становитесь узнаваемым. А узнаваемость — это успех. Это деньги. Это положение.
— С одного интервью такая прибыль? — усмехался Сотников.
— Нет, у меня более обширные планы. Мир нуждается в том, чтобы картинки обновились. И одной из них будете вы. Даже представить не можете, сколько человек прошло через мои руки. Сколько стали картинками. Но далеко не все использовали шанс.
— Я использую, — заверил перебежчик. — Я всегда использую выпадающие шансы.
— Это похвально. И я со всей ответственностью утверждаю: ни одна страна не дает столько шансов, сколько Америка. Это не ваш тоталитарный заповедник, где все зависит от верховного эмира и его прислуги. Америка дает шанс сильным.
— И настойчивым. Я воспользуюсь вашим советом. И у меня есть несколько наметок по подаче материала. Итак, берем за основу…
Его словесный поток прервал жуткий грохот взрыва. Дом так содрогнулся, что казалось, рухнет. Но он устоял.
Давно уснувшие рефлексы вдруг встрепенулись. Сотников упал на пол, одновременно сшибая с ног американца, чтобы их не зацепило шальными пулями.
Потом захлопали выстрелы. Стреляли из дома. Стреляли на улице. Патронов не жалели.
Сотников понял — идет штурм. Значит, кое-кто пронюхал, что здесь американская разведывательная база. И решил нанести визит. Кто? Местные повстанцы? Ерунда. Перебежчик был уверен — это пришли за ним.
Внизу послышался грохот. Судя по звуку, сработала светошумовая граната. Понятно — противник уже в здании и зачищает помещения.
Ухнуло еще один раз. Послышались выстрелы. По коридору протопали шаги.
Опять грохнула светошумовая граната — уже совсем близко.
Вспомнилась детская страшилка, как мальчик слушает радио: «Скелет заходит в дом, поднимается по лестнице, открывает дверь, и вот он уже в прихожей, идет по коридору». Что-то механически неумолимое было в этом движении. Не к месту в голову пришла сцена из «Терминатора», как боевой робот в исполнении Шварценеггера зачищает полицейский участок, и у людей, собравшихся там, нет против него ни одного шанса.
Тейлор присел и огляделся. Его глаза округлились. В них плескались ужас и какая-то неукротимая решимость. Он зашептал под нос слова молитвы. И прохрипел:
— Я готов, Господи! Я умру!
И быстро выудил из-за пояса небольшой пистолет «вальтер ППК» калибра 5,6 миллиметра. В такой заварухе оружие достаточно смешное, но дырки все равно делает исправные и смертельные.
В дверь что-то негромко стукнуло. И тут же Тейлор нажал на спусковой крючок, после чего вскочил на ноги. Двумя руками держа пистолет, навел его на дверь.
Сотников тоже поднялся. Шагнул к американцу.
И отработанным ударом врезал ему ребром ладони по шее, лишая сознания. А заодно напоминая, что в мире есть не только медийные картинки, но и грубая реальность в виде доброго пинка…
Глава 20
— Ангара, — послышался крик из-за двери.
— Байкал, — ответил я.
— Заходи! Тут чисто!
Пнув ногой дверь, я шагнул в комнату, держа оружие наготове.
Моему взору предстало бессознательное тело мужчины в яркой рубашке. Подполковник Сотников стоял над ним, приподняв руки и демонстрируя, что они пустые.
Зашедший за мной Князь, держа перебежчика на мушке, прошипел:
— Замри, сука!
Я махнул рукой, мол, не суетись. Стянул маску с лица. Шагнул к Сотникову. И обнял его со словами:
— Ну, здорово, предатель.
Он сжал объятия, как-то судорожно. Ну еще прослезиться не хватало от вида родных лиц.
Мы знаем друг друга более полутора десятков лет. Он был лейтенантом, а я сержантом, когда на нас в том проклятом чеченском ущелье поперла дикая орда обкуренных духов и шансов не было никаких. Мы выжили. Чудом, или волей провидения, или благодаря умению — трудно сказать. И вот спустя столько времени мы вновь с ним против враждебного мира и толпы врагов. Только игры наши стали куда более отчаянные и жестокие. А груз ответственности неизмеримо выше. И сейчас мы не имеем права не вернуться.
