Меня несколько озадачило поведение моих новых молодых друзей. Что они друзья, я не сомневался – Влад подарил мне жизнь, рискуя своей. А озадачивал тот факт, что им как-то была чужда молодецкая бравада и, что особенно странно, чувство тревоги за произошедшее. Видимо, мое знакомство с новым поколением все еще не состоялось.
– Влад, ты послан нам Богом для нашего дела! Твои штурманские навыки – это то, что нас сейчас больше всего устраивает… А дальше? Твои планы? В Болгарии?
– Меня давно тянуло в Европу… Ходил я на судах пока вдоль берега, в каботаже… Даже загранпаспорта не имел… Да и никто загранку не предлагал, особенно после девяносто первого года… Ходил вдоль берегов турецких, румынских, болгарских, а в их портах так ни разу не побывал… А ведь интересно!
Увидев мой изучающий взгляд, Влад поправился:
– Да вы не думайте, что я сбегу… Нет, пересижу где-нибудь в Болгарии и опять в Крым, к себе… Только вот как добираться домой?
Я прервал исповедь моего товарища вопросом: все ли документы у него при себе – паспорт, удостоверение штурмана и водителя судов, трудовая книжка, профбилет, метрики? Как оказалось, и это вполне естественно, трудовая книжка осталась в кадрах порта Судака, где он последний раз работал на близких перевозках. Но для Болгарии документов было предостаточно.
Влад принял управление яхтой, и передо мной оказалась Ольга. Она внимательно слушала наш разговор и начала свой рассказ с возраста.
– Мне идет также двадцать пятый год… Закончила школу в Судаке, курсы библиотечные, машинописи и работы на компьютере… Была машинисткой в маленькой фирме и подрабатывала в библиотеке… Дочь моряка и сама в душе и наяву морячка… Для вашего, личного сведения, – весела закончила Ольга, – не замужем…
И ничего – про Севастополь.
Ольга так выплеснула нам свою «биографию», что я не успел даже удивиться – в ней не было ни слова о службе во флоте. Разве что дельфинарий, упомянутый ранее. Она – молодец!
Упоминание о замужестве нас особенно обрадовало и развеселило, ибо эту особенность ее биографии мы знали давным-давно, как и всех ее поклонников. Правда, по линии школы, в которой они с Владом какое-то время учились вместе. А у меня в ответ на это ее признание дрогнуло сердце: не обращалась ли она с этим возгласом к сердцу Влада?
Мне было интересно знать об их отношении к событиям последних дней, так стремительно ворвавшихся в их жизнь.
– Оля, ты вчера здорово испугалась?
– Еще как, – немедленно ответила она. – Но… рядом были вы с Владом. А когда мы поползли, уже бояться было некогда… Мне говорил отец: трясись, пока думаешь, но не трусь, когда приняла решение…
Вот она, нынешняя молодежь, умеет выделить в жизни человека главное – не трусь… Это ее среда, где чуть ли не ежедневно приходится чего-то бояться и защищаться.
– Кто был твой отец? – спросил я, понимая, что это нужно знать не столько Владу, сколько там, в Болгарии.
– Отец был хорошим для нашей семьи и меня… Но он ушел от нас с мамой и братом… Брат сейчас уже очень взрослый и живет в Севастополе… У него семья… А отца мне здорово не хватало, с десяти лет… Вот почему я говорю «был»… Сейчас он снова один, я ведь его покинула… ради «путешествия на яхте», – искренне печально улыбнулась Ольга.
Позднее Ольга рассказывала, что отец ходил на сухогрузах по всем портам Черного моря. Отовсюду привозил подарки, был жизнерадостным и веселым человеком, с удовольствием отдыхал дома, возился с детьми с утра до вечера.
– Папа нас баловал и очень гордился нами, разбойниками, как назвал он нас… Ушел из семьи в одночасье, узнав об интересе мамы к его другу, работавшему на берегу… Маму я не осуждаю, ведь папа отбил ее у того самого друга чуть ли не в день их свадьбы…
Исчезновение из ее жизни отца Ольга переносила тяжело и искала утешение в общении с мужчинами, но они чаще всего, как она говорила, видели в ней только куклу для развлечения.
– А Влад? – спросил я.
– Влад – это другое. Он мой друг и, наверное, теперь брат, которого я потеряла в Севастополе. Он рос без отца и без матери… Рано встал на ноги, причем сам, и начал помогать деду и бабушке, которые его воспитывали… И вообще, он искренен к людям и добр…
Любопытно отношение друг к другу этих столь быстро завоевавших мое сердце молодых людей. Пара отлично дополняла один другого. Из большого жизненного опыта я чувствовал, что именно так вырастает затем любовь, чаще всего до гробовой доски. Особенно, когда они вместе делали нужное обоим дело – вроде нынешней эпопеи, трагической по содержанию, но укрепляющей в них общее.
– Неважно, к кому – ко всем, – упрямо говорила Ольга, отведя ото лба мешавшую ей прядь волос. – Вот и сейчас он делает вид, что не слушает вас и меня… А сам…
И Ольга рассмеялась от души, радуясь тому, что раскусила своего друга:
– Он… Он не только добрый… Он надежный!
И, действительно, Влад смотрел вроде бы в сторону, но его выдавали уши, горевшие пунцовым огнем. И еще на его лице появлялась улыбка, временами почти дурашливая, – от счастья, наверное.
Этот крепкий и ладный парень, с опытом личной жизни, не баловавшей его, и с морской закалкой, нечасто слышал добрые слова. А мнение Ольги для него – это как бальзам на душу.
И при близком и длительном общении с этой симпатичной мне парой я все более убеждался, что они становились и друзьями, и парочкой, и братом с сестрой…
* * *
… Солнце уже не покидало небосвод. Лишь иногда на него набегали облака, не предвещавшие ни сильного ветра, ни бурного моря или дождя. И когда облака все же немного закрывали его, то мощные потоки его лучей прожектором ложились на море, высвечивая катящиеся к горизонту валы. Такое зрелище можно наблюдать только в открытом море. Оно завораживало меня в бытность на службе на кораблях Северного и Балтийского флота, когда в силу моих дел за океаном пришлось возвращаться в Союз через Атлантику.
Пока ветер дул нам в корму или, как говорят моряки, был «фордевинд». Он лучше всего способствовал нашему движению к берегам Румынии, вернее всего, к южной части ее. Однако часа через два следовало ложиться на строгий «вест» – западный курс. Скорость при этом несколько уменьшится, но яхта будет нести нас в заветное место – к мысу Калиакрия.
К кливеру мы уже добавили грот, подняв его до половины. Больше было нельзя – яхта и так неслась по волнам со значительным креном. Спасибо моему другу, ибо ее остойчивость была отличной, и мы могли не вылезать из кокпита для удерживания яхты от сильного крена собственными телами. Оттуда мы время от времени видели, как наша спасительница касалась краем борта волны.
Настала моя очередь поведать о себе. Конечно, в ожидании встречи с болгарской властью моим коллегам по побегу знать обо мне слишком много не было необходимости.
– Ребята, – обратился я к Владу, сидящему на руле, и к Ольге. – Несколько слов о себе… Военный моряк – в отставке с выслугой в сорок лет. Хотел остаться на постоянное жительство в Судаке, но после «украинской самостоятельности» меня здесь не захотели принять. Вот ты, Влад, знал моего флотского друга… Он доверял тебе и вверил в твои руки яхту, хотя документы оформил на мое имя…
