– Но теперь ты – грек, Брис?
– Конечно, грек, но… не натуральный, что ли… Из «кочевников», а по-русски – перекати-поле…
– А документы? Они появились у тебя в семьдесят восьмом, когда после нашей с тобой операции «Пегас» ты исчез?
– Конечно, Максим, документы абсолютно чистые… В этом я себе не отказал… Никакой подделки… Есть и запасные… Хочешь и тебе выправлю?
Мы молча вглядывались друг в друга – все же прошло столько лет! И узнавали по еле заметным приметам: он – тот же оптимист, а я – под стать ему неунывающий Максим. И были мы с ним не только в средней школе, но и по разные стороны баррикад в спецслужбах. А затем, в шестидесятые и семидесятые, встречались за рубежом, уже как единомышленники.
Чуть ли не два десятка лет состарили нас, но не наши души и стремления. Оба мы за пределами шестидесятилетия все еще хотели активной жизни.
– Как твои дела, Максим? Семейные?
– Ты знаешь, было трое детей – средний сын погиб… Он был военный моряк…
Брис напрягся, гримаса боли пробежала по его лицу, и он тронул меня за руку, крепко сжав мои пальцы.
– … жена-хлопотунья, мой крепчайший тыл в нашей тревожной жизни… Внучке уже восемь лет… Внуку – два…
Я поймал на себе грустный взгляд Бриса. Тогда, в семидесятых, он все еще не имел прочной семьи. А его исчезновение из мира прервало связи с его семейным прошлым.
– А как ты, Брис? Можно тебя так называть даже в нашем одиночестве? Боюсь перепутать.
И Брис рассказал, что формально у него семьи нет. Есть жена, но гражданская.
– Чудесная гречанка, но вполовину младше меня… У нас двое детей, и я дал им свое имя и средства на будущее. Они – двойняшки, им по десять лет – мальчик и девочка… Я к ним очень привязан…
Переходить к разговору о делах не хотелось. Мы жили нашими светлыми воспоминаниями, особенно теми – из детских и юношеских лет. Тогда было все просто и понятно. Душу согревали какие-то мелкие события… Но я вынужден был уже сегодня рассказать о недавних волнениях вокруг нашего побега и о моей тревоге за судьбу ребят – Ольги и Влада.
– Очень бы не хотелось их разлучать, Брис. Они симпатизируют друг другу, знакомы с детства… Если останутся на Западе, то поддержат один другого.
Брис тронул меня за руку и предложил:
– Может, направить их на учебу в Европу? Во Францию или в Англию? Средства имеются… Ты спросишь, откуда они? Оттуда – из нашего боевого прошлого… Кое-что разместил в банках… Наличными в личных сейфах…
– А я уеду домой… Через ту же Болгарию…
Почувствовав в моем тоне нотку грусти, Брис спросил:
– Что-то тебя дома не устраивает?
– Да, Брис. После «севастопольской страды», вернее всего, я окажусь за бортом преподавательской работы… Туда, после девяносто первого, приходят руководить случайные люди… Без опыта в оперативной работе и преподавательской… А я еще до того в работе со слушателями занимался новаторством и имел поддержку…
– А теперь ты им не нужен? Новая метла…
– Не только не нужен. Я их раздражаю, и они страдают от своей некомпетентности… Такие вот дела, Брис! Все, что не из-под их пера – это от лукавого! А перо-то тупое…
– Да, это мне знакомо! воскликнул Брис.
– Сейчас мода на тех, кто из категории «одобрямс». И это не только в России…
Вдруг Брис встрепенулся:
– Слушай, а Стоян, как я понял, – наш коллега?
Подтверждая догадку Бриса, я кивнул.
– …и что это он говорил о каких-то твоих НЯП? Что за НЯП, Максим?
Я вкратце рассказал Брису о моих многолетних увлечениях необъяснимыми явлениями природы и упомянул о предложении Стояна подготовить телепрограмму на эту тему.
– Он готов организовать получение моих материалов по НЯП из Москвы… В срочном порядке…
Реакция моего «школьного друга» была весьма неадекватной. Он вдруг вскрикнул и чуть не во весь голос заорал:
– Эврика, Максим, это то, что нужно! И не только мне, но и тебе! Владу и Ольге… И может быть, и Стояну – он ведь ведет программу… И журналист?!
Я растерянно смотрел на него и не мог вставить ни одного слова. Брис бесновался вокруг меня, размахивая от радостного возбуждения руками.
Наконец, я прикрикнул:
– Сядь! Стыдно… тебе не шестнадцать, а шестьдесят, – деланно отчитал я его.
Брис сел, обнял меня за плечи и поведал следующее, всколыхнувшее и мою жизнь, и всех нас – не на один день и месяц вперед.
– Слушай, Максим, и не говори потом, что ты не слышал, – встав в позу, патетически заявил он. – Слушайте, люди города и Влад с Ольгой, слушай, Стоян…
Почему-то мне было не смешно, но и не было печально. По форме Брис ерничал, а по содержанию его слова были наполнены пленительным содержанием.
– Я изнывал от безделья. После наших профессиональных нагрузок, когда жизнь была на разрыв… И вдруг – сытость и спокойствие… Лягушачья жизнь в теплом болоте… Есть деньги, дом, семья, яхта, природа, море, наконец, но не было душевного центра тяжести! Хорошей доброй цели бытия, Максим!
– Но ведь есть яхта? Походы? – уточнил я.
– Да, построил яхту, увлекся и начал путешествовать…
– И далеко ходил? – спросил я.
– Максим, исходил все Средиземное море… Как турист… Хотел побольше набраться впечатлений… А цели не было – ради чего они, эти впечатления?
– Как это «не было»? – возмутился я. – Страны? История? Брис, что-то не то ты говоришь?
– «Не то»? Это пассивный отдых с мелкой целью, столь свойственной старушкам-пенсионеркам, – ехидно произнес Брис, – накачка знаниями… Казалось бы, с яхтой становилось ясным: цель – построить…
Мы успокоились и молча думали каждый свою думу. И вот тихо, как-то удрученно и даже укоризненно, Брис промолвил:
– А тут ты, со своими НЯПами. Это же находка, Максим!
– В чем? – все еще недоумевая, спросил я.
– Неужели не понял? Каждый НЯП в отдельности – это тайна. А тайна обрастает фактами, крохотными или большими сведениями, которые…
– … которые можно интерпретировать по новому, – продолжил я мысль Бриса. – Но во что?
– Естественно, в гипотезу, свою собственную, оригинальную…
– Нетрадиционную? Верно, Брис? – сказал я и добавил. – Мне это знакомо: чуть ли не с сорок шестого года я веду досье по Тунгусскому метеориту… Работаю над книгой… И своей версией…
И он закивал, явно довольный тем, что расшевелил меня. Так мы и решили, что можно было бы совершить целевой поход по моим НЯПам вдоль и поперек Средиземного моря.
Солнце приблизилось к горам и вот-вот собиралось уйти за них. День угасал, а нам не хотелось уходить, и темнота нас не беспокоила. В ней еще лучше думалось и мечталось. Решив, что утро вечера мудренее, мы двинулись к нашему временному дому. Вернее всего, дома нас уже не ждали.
