– Ты хорошо подогнала одежду? Брюки-то чужие и, верно, велики… Пояс пригнала по своей осиной талии?
Ольга согласно кивала. Мы надели рюкзаки и сосредоточились.
Я подполз к двери и стал ее медленно открывать, крепко удерживая рукой из опасения, что она от ветра может хлопнуть. Это было нам ни к чему – насторожило бы наших караульщиков. Дверь приоткрылась ровно на столько, чтобы выпустить меня, и я передал ее из рук в руки Владу, который, поняв меня без слов, крепко схватил ее створку.
Шум шторма ворвался на террасу и меня порадовал. Струи дождя мгновенно вымочили мое лицо, пытаясь проникнуть за воротник. Отполз я метров на пять и прислушался: ветер ревел, стучали ветви по крыше, где-то вдалеке слышался рев бушующего моря и больше – ни звука.
Я поднял руку и через несколько секунд рядом оказались Влад и Ольга. Мы гуськом проползли по тропинке вглубь сада и затем выползли в виноградник. Там мы уже смогли идти на четвереньках и таким манером прошли весь ряд виноградника, ведущего в сторону моря. И поднялись во весь рост только тогда, когда оказались вне видимости дома.
Однако идти по улице мы все же не решились и двинулись к причалу напрямик, через виноградники. Вскоре он показался вдалеке показался. А пока мы падали, скользили по склонам холмов и уже не замечали, что мокры и грязны, а белесая крымская глина сделала нас весьма похожими, как заметил Влад, на мумий.
Вот мы и у цели. Возле причала из железобетона на волнах плясала наша яхта. Равномерно взлетая выше причала и опускаясь глубоко вниз, яхта оказывалась то на свету, то в тени. Свет падал от единственного фонаря на столбе рядом со сторожкой. Конечно, сторожа не было видно – он, думается, не дремал, а дрыхнул – в такую бурю. Встреча с ним нам была ни к чему, ибо я не исключал, что ребята Рыжебородого уже могли предупредить его о возможном нашем появлении возле яхты.
Клуб выглядел бетонным кораблем, носом уходящим в море. Его скошенные балконы-палубы напоминали силуэт океанского лайнера. Яхта стояла с наветренной стороны, и я заметил, что ветер был нужный нам, прижимной. Это радовало – при таком ветре яхту унесет в море, стоит ей только выйти за края причала. Если бы ветер был с другой стороны, то яхту могло бросить на камни.
Мы решили обогнуть здание яхтклуба с затененной стороны. Это был путь хотя и более длинный, но менее заметный. Правда, наш вид позволял ползти по причалу, ибо мы были серы от глины и сливались бы с серым бетоном мокрого причала.
Десять минут коллективного пыхтения, и мы сосредоточились у края причала и с нескрываемым опасением смотрели, как вокруг нашей яхты беснуется море. Привыкнув к периодичности ее взлетов и падений, хотели сбросить на нее свои рюкзаки, но не решились – море могло их смыть. Пришлось попросить еще раз тщательно заправить одежду и надеть рюкзаки за спину. Этого нельзя было делать, когда дело имеешь с водой, с лодкой и сильной волной, но… У нас выбора не было. И мы рискнули. Первым прыгнул Влад – он должен был принять Ольгу и меня. Прыгнул удачно, сразу за уходящей волной. За ним, точно повторив его прыжок, последовала Ольга. Теперь должен был прыгнуть я.
Но если Влад и Ольга отличались худощавостью, то за годы службы я на государственных хлебах отъелся, и моя «морская грудь» начиналась прямо от подбородка. Да и весил я столько же, сколько они оба, если не больше. В общем, пытаясь удержать меня, я сшиб их с ног и здорово помял.
Все! Кажется, все. Мы оказались на борту. Ползком добрались до кокпита, нырнули под укрывавший его брезент и, немного придя в себя, освободились от рюкзаков, прислушались. Чуть приподняв брезент, осмотрелись – все спокойно. Взглянули на друг друга – это было зрелище! Грязные, растрепанные, мокрые до нитки, но бодрые, даже повеселевшие. Ибо мы были на борту яхты – открывался путь к спасению, вернее, уже открылся. Но опять «но»…
Шепотом стали обсуждать следующие наши действия. Влад уже продумал уход от причала, но для этого маневра кто-то должен был снова выйти на причал и удерживать яхту, пока она выйдет за край его, хотя бы на полкорпуса. Сам Влад нужен у румпеля и на парусе, который все же придется ставить.
Правда, потом решили, что лучше поставить кливер, с помощью которого в такой ветер яхту мгновенно вынесет в море. Значит, за кливер отвечать будет Ольга, которой было не впервой управляться с парусами.
Итак, на причал должен был вылезать я. Но если на яхте было за что ухватиться, то причал был гладок, мокр и, следовательно, скользок. Одна была надежда, что мой вес поможет мне удержаться на его поверхности. Так оно и случилось.
Влад перебросил мне трос, и я крепко намотал его на руку, оставив небольшую слабину, чтобы он не увлек меня за собой, когда яхта уйдет вниз. Освободив концы на носу и у кормы, я пошел, вернее, пополз вдоль причала к его оконечности. Отливная волна подхватила яхту и понесла ее в нужном нам направлении. Я лихорадочно искал момент, когда мне удастся успеть вскочить на палубу. А момент – это доли секунды.
Вот она уже носом поравнялась с краем причала, и я прыгнул, не думая о том, где в это время палуба. А она, оказывается, поднималась и меня ударила. Хорошо, что я сразу же подогнул ноги и упал на бок, а то бы мне несдобровать.
Влад оказался на высоте: как только яхта вышла за причал, он приказал Ольге поднять наполовину кливер. Ветер упруго изогнул парус, яхта стремглав вылетела на отрытую воду и стала удаляться от берега. Пока Влад работал на румпеле, а Ольга с парусом, им не было дела до меня. А я спокойно лежал, прижавшись к мачте. Ольга помогла мне спуститься в кокпит, и только тогда я почувствовал, что все-таки ушибся.
Яхту бросало как щепку, но с каждым мгновением мы удалялись в кромешную тьму бушующего моря. А там было наше спасение. Душа ликовала – от грозящей нам опасности мы ушли.
Теперь нарастала другая тревога: куда идти? Потеряв во тьме береговую линию, кливер мы убрали, ведь яхту и так несло по ветру. Судя по всему, мы двигались вдоль берега на запад.
В открытом море
… Очнулся я от слабых ударов головой о внутренний борт яхты. Сознание медленно входило в меня, припоминались детали событий прошедшей ночи. Голова болела от спертого влажного воздуха в помещении форпика яхты. Рядом трудно дышали мои спутники, распростертые на старых парусах.
Вчера, после удачного побега, у нас не хватило сил взломать замок, крепкий амбарный, на створках дверей каюты, и мы забились в крохотный форпик для хранения парусов. Сон нас вырубил, как оказалось на целых пять часов.
Ощупью нашел я запор крышки форпика и открыл ее. Солнце брызнуло на меня с такой силой, что я еле удержался, чтобы не свалиться на своих друзей. А они, сбившись в комочки, спали друг к другу носами у моих ног.
Чуть высунув голову, я сделал несколько глубоких глотков свежего воздуха, который бывает только у моря и в горах или в чистом поле и лесу. Море сверкало тысячами брызг солнца. Больших волн с белой гривой не было.
Шторм утихал, яхту плавно качало, и она, не торопясь, двигалась, оставляя солнце слева. Все говорило том, что нас несло на запад. Берега видно не было, но там, где должен был быть горизонт, кучковались облака – это был верный признак, что берег где-то там, за горизонтом. И это нас устраивало, ибо, значит, мы были вне видимости с берега и, более того, в нейтральных водах.
