– Это что? – брезгливо поинтересовался папа.
У него был поразительный нюх на неприятности. Поэтому папку он не взял, сделав вид, что капец как занят размешиванием сахара в чае.
– Петиция об импичменте Смерти и бойкоте Лоры. Мы с Войной считаем, что наместничество недопустимо и сажать никому не известную девицу во главе академии нельзя. Несколько преподавателей на нашей стороне.
– А я вам зачем?
– Если нас поддержишь, то будет три против одного.
– А мне это зачем? – подогревая взглядом свой чай, продолжал расспросы папа. – Какой мне резон в предательстве друга?
– Ты хочешь быть вечно в тени? – наклонившись вперед, буквально прошипел Голод. – Тебе двух девок поднимать!
Папа кинул выразительный взгляд на сестру, с аппетитом жующую четвертый бутер.
– Что-то не вижу, что они в чем-то нуждаются. А твоей бумажке есть другое применение. – Папа вырвал из рук коллеги бумагу, завернул в нее бутерброд и протянул обратно. – Держи. Тебе в скором времени понадобится. Считай это заблаговременной милостыней.
Стараясь не засмеяться, я собрала посуду и пошла на кухню. В книгу Фели заглянуть так и не удалось, но сцена с Голодом позабавила. Я никак не ожидала, что всадник увяжется за мной. На кухне он выкинул папину подачку в мусорку и повернулся ко мне, будто чего-то ожидая. Однако я не спешила начинать разговор, хотя взгляд в спину изрядно нервировал.
– Рад видеть, что жена моего сына будет хорошей хозяйкой, – наконец начал Голод, глядя, как я орудую губкой.
Хорошая хозяйка тут же разбила тарелку.
– А как дела на учебном поприще? Все еще бегаешь за дипломом?
– Вы сами знаете.
– Может, хватит надрываться? Может, быть смертью – не твое?
Ну кто говорит такое женщине с ворохом ножей и горой посуды под рукой?
– А вам какое дело? – резко окрысилась я, швыряя губку в раковину и оборачиваясь к Голоду.
– Да жалко тебя, дуреху. Мучаешься, носишься по миру смертных как ужаленная. Может, ты жизнь?
– О да, вам о смене приоритетов известно не понаслышке. Сколько столетий на лютне бренчали, пока не поняли, что быть всадником прибыльнее?
– На гитаре, – на автомате поправил меня всадник. – Но в итоге я понял, что мечта – это одно, а призвание – совсем другое. И мое призвание – быть всадником. Искренне советую тебе поступить так же и оставить бесплодные попытки скопировать биографию отца.
– А иначе что? Объявите мне импичмент и выгоните из невесток?
Голод пробурчал что-то невразумительное и явно недовольное. Тоже мне, оппозиционер нашелся. С каких пор младший всадник лезет в управление? Смерть вроде не давал повода в себе сомневаться. А я не давала повода сомневаться в своих способностях смерти!
Ну ладно, давала. Но Голод мне не свекр и даже не дядюшка со стороны дальней линии любимой морской свинки троюродного дедушки. В жизни переквалифицироваться… да от меня как от смерти вреда почти нет. А вот жизнью я угрохаю половину Земли, и апокалипсис у них настанет самый всамделишный.
Выпроводив гостя, я вернулась к семье. Мама сидела задумчивая, папа был раздраженный, одна Фели продолжала втыкать в книгу.
– Офелия, – видно, не в первый раз позвал сестру папа. – Фели!
– А? Что? – наконец та соизволила обратить на него внимание.
– Молочник передай!
– Ага. – Пропустив просьбу мимо ушей, сестра вернулась к чтению.
– Да что ты там читаешь? Любовный роман, подаренный бабушкой? Фели, как ты можешь это читать? – вспылил отец, наблюдая за тем, как сестра, не отрываясь от электронной книги, насыпает себе соль в чай. – Ау! Прием! Вот чему подобное низкопробное чтиво может научить приличную девушку?
– А неприличную? – помимо воли заинтересовалась я.
– А неприличные и так все знают, им пособия ни к чему. Вот дай посмотреть. – Отец потянулся через стол и выдрал книгу из рук сестры. Откашлялся и начал с выражением: – Смерть провел губами по чувствительной коже ключиц, и Офелию бросило в дрожь. Ее соски… ЧТО ЭТО?!!!
Так быстро сестра к бабушке никогда не уматывала. Жаль, что папа сломал книгу, не дав мне прочитать, что накалякала Фели. Но так я давно не смеялась. Воистину прекрасный день. Лишь бы мир смертных его не испортил.
Глава 8
Косогонки и смертрейсеры
Все хорошее имеет свойство заканчиваться, но когда одновременно заканчиваются выходные и конфетки, я всем сердцем ненавижу судьбу, нанесшую такой подлый удар в спину. Первый учебный день обещал быть унылым, длинным и наполненным беспричинной ненавистью нового коллектива. Даже перспектива лететь с Максом за Джереми не вдохновляла, ибо я уже отчаялась найти этот долбаный диплом, а время тикало, и с каждым упущенным днем опасность все возрастала. Мне лишь оставалось надеяться, что это все часть воспитательного процесса и случиться страшному Смерть не позволит.
Шел дождь, сильный, с порывами почти ураганного ветра. Я показала кулак в небо, надеясь, что те, кто отвечает за погоду, оценят мою твердую гражданскую позицию по этому вопросу. И, как назло, на Харона я успела. А толку? Что вплавь, что в лодке, все мокрые как утопленники. Я уселась рядом с какой-то задумчивой девушкой в неприлично легком платье и вздохнула.
– Мерзкая погода, да? – спросила ее.
Та пожала плечами.
– Первый курс?
Она не была похожа на студентку академии. Скорее, на…
– Я умерла, – подтвердила мою догадку девушка и вновь погрузилась в раздумья.
– Харон! – Я округлила глаза.
– Что? – скорчил он рожу. – Взял сверхурочную работу, буду в перерывах перевозить души.
Вообще, он пару десятков лет назад обучил себе преемника, а сам ушел возить студентов и преподавателей в академию.
– Но нельзя же таскать ее за собой!
– У меня график! – отрезал лодочник.
Девушка улыбнулась:
– Ничего-ничего. Я люблю лодки.
На свободное место рядом уселся мужчина. И он тоже был душой!
– Привет. – Он перегнулся через меня к девушке. – Чудесный сегодня день, не правда ли?
– Харон! – снова простонала я.
Лодочник только пожал плечами. Сверхурочные…
– Полная лодка душ, чихнуть негде, дождь, бардак в семье, бардак в учебе, бардак в личной жизни, – бурчала я, пробираясь меж рядами скамеек к выходу. Рядом так же недовольно выбирались еще смерти. – Опоздаю, еще и получу в первый день выговор. Харон, я нажалуюсь на тебя Смерти!
Крикнула напоследок угрозу, но легче не стало. У него жена скоро всадником станет, какая ему разница, нажалуюсь я или нет? Сам на кого хочешь нажалуется.
