Скатерть второй раз задымилась под взглядом отца. Фели тихо всхлипывала, забившись в простенок между холодильником и окном. Не каждый день на твоих глазах рушится семья и выясняется, что мать тихо ненавидит отца. А сестра из родной становится единоутробной.
– Судя по тому, что я двадцать лет думал, что Джули моя дочь, свой талант ты не зарыла.
– Ну знаешь, она твоя дочь. Хоть завтра к жизням пойдем! Нет, сегодня!
В руках у мамы появились два изящных витых флакона.
– Занесу по дороге отсюда!
– Дай.
Отец выхватил у мамы склянку и кухонным ножом разрезал себе руку, сцеживая кровь из пореза.
Вторую протянули мне.
– Джули, – начала мама, – надо.
– А может, на слово поверим? – обратилась я к папе.
Не хотелось как-то резать собственную руку. Столбняк, заражение крови, испачканный паркет – сплошные минусы. Но под взглядом родителей, типично таким родительским, я сдалась.
Злость придала мне храбрости. Яркая кровь наполнила флакон доверху. Мама провела по колбе пальцем, и на ней появилась золотистая надпись с моим именем. Затем взяла пробирку у отца и повторила свои действия. Щелчок – и флаконы испарились.
– Все решили? Держи, – мама пододвинула к отцу кучу украшений, – твои подачки мне не нужны.
А потом она ушла.
Отец, даже не взглянув на меня, тоже исчез прямо из-за стола. Фели было кинулась убирать разбитую мамой посуду, но у нее так тряслись руки, что еще и она порезалась, и я отправила ее наверх, поспать.
* * *
Без мамы дома было что-то не так. Глупости, конечно, – прошло всего несколько часов после ее ухода. Но мне казалось, что-то было безвозвратно утрачено. Я проветрила кухню, и запах выпечки, который сливался с запахом ее духов, исчез. А еще было тихо. Мама постоянно бегала по дому, что-то делала, а на диване всегда можно было обнаружить забытое ею рукоделие.
А теперь… Диван идеально заправлен, такое ощущение, что на него никогда не садились.
Тут мой взгляд упал на окно, и я вспомнила, что цветы надо поливать. Хм. Мама всегда за этим строго следила, а вот папа вспоминал время от времени. Если мама гостила у бабушки, цветы он поливал контрастно, когда земля засыхала до твердости камня. Тогда он выливал в каждый горшок чуть ли не по литру воды. Как следствие, весь подоконник был в засохших разводах и земле. И мама, возвращаясь, громко ругалась, сетуя на мужскую безответственность. Грустно хмыкнув, я принялась за уборку.
Потом решила приготовить папе что-нибудь из еды. Готовая еда даже у смерти может вызвать гастрит, а тут у него еще стресс. Нажарила котлет, сварила рис. А потом решила еще испечь что-нибудь вкусненькое. Через час в кухню вернулся запах сдобы. Пирог с пасленом. Вкус детства, ради которого я не давала маме выполоть этот сорняк.
Совсем некстати накатили воспоминания. Середина августа. Мы ждем гостей. Фели с утра собирает яблоки, а я маленькие черные мягкие ягодки. Потом мы помогаем маме украшать пирог.
А вечером, на веранде, накрываем на стол. Взрослым ставим чашки из тончайшего фарфора, а нам с сестрой большие эмалированные кружки, поскольку мы с ними носимся по двору, и мама боится, что разобьем фарфор и поранимся. А мы и рады. Из них чай вкуснее. А если туда запихнуть еще и смородиновых листьев! Вкуснятина. А потом все сидим дотемна. Взрослые говорят о взрослых вещах, а мы сидим как мышки, чтобы не отправили спать.
А иногда Голод приносил гитару. Тогда мы чуть ли не на колени к нему лезли, чтобы только подержать в руках инструмент. Голод улыбался и угощал нас кусочками сахара. Лучшие воспоминания. Мама нас просто предала. Чего ей не хватало?
Рука дрогнула, и я выронила чашку, в которую только-только налила кофе.
На автомате подмела осколки, протерла полы, убрала со стола и, не выдержав, изо всей силы пнула мусорное ведро, вымещая бурлящую внутри злость. Ведро с грохотом перевернулось, щедро рассыпав свое содержимое по чистому полу. Еще раз его пнув, я вновь побрела за совком и метлой.
Напоминание на будущее – тщательно готовиться к психозам. Убрать дорогую посуду, наложить подушек, чтобы красиво упасть и зарыдать, а еще, прежде чем что-то пинать и колотить, убедиться, что это не сломается и не испачкает все вокруг.
В руках у меня была пробирка с моим именем. Разбитая, с красными следами крови, которая пролилась на пол. Но ведь мама отправила нашу кровь к жизням! Хм, у меня возникает чувство дежавю… эту закуску для вампира я уже держала сегодня в руках. Только кровь была Нины. Теперь я истерически захихикала. Окажется, что папа тоже не без греха и Нина его дочь? Отсюда и ненависть ко мне, ведь я-то законная, и папа меня воспитывал с детства. Тут в голове у меня пронеслись события прошедших трех часов. Ой, как бы я с законностью не пролетела. А может, нас с Ниной, как в смертных сериалах, в лечебнице перепутали. Угу, она родилась в июне, а я в августе. Она два месяца в отделении новорожденных ждала.
Сунув осколки флакона в карман, я поднялась с колен и только тогда заметила отца, стоявшего в дверях.
– Что?
– Где твоя мать? Я хочу с ней поговорить.
– А со мной не хочешь?
Хотелось, как в детстве, сесть рядом, чтобы он приобнял меня и рассказал интересную историю. Но вряд ли папе сейчас было дело до историй и задушевных разговоров.
– Не сейчас, Джульетта.
Тут меня взяла злость. Значит, с наставившей рога супругой он хочет разговаривать, а я уже побоку, мол, не родная? И плевать, что воспитывал двадцать лет.
– Нет ее. Возможно, к Голоду ушла, – слишком резко ответила я и тут же пожалела.
– Ты знала! – внезапно проявил поразительную догадливость папа.
– Узнала за два часа до тебя.
– И смолчала, прикрыв мамину задницу!
– Нет, – уперла руки в бока. – Должна была вне себя от счастья полететь докладывать тебе.
– Не дерзи отцу!
– Ты только что в этом сомневался. Уж определись.
А то я не чувствую, что он от меня дистанцируется. Однако… Общаться со мной не хочет, глаза отводит, желваками играет, но как только выпала возможность прочитать нотации, режим отца включился сам собой. А фиг тебе. Либо я твоя дочь и ты на полных правах занимаешься моим воспитанием, либо ты в моей жизни левый мужик, которого мне слушаться не обязательно. И можно даже в далекие дали послать.
Что я, собственно, и сделала. Надеюсь, злость на мою выходку вправит папе мозги. А чтобы подстегнуть его мыслительный процесс, я решила смотаться к Максу. Тот и выслушает, и даже составит компанию в ограблении мини-бара и уничтожении алкоголя из оного. А еще он не врет.
Бухает, язвит, косячит, но не врет. И это, пожалуй, в нем самое ценное.
* * *
