Из четверых раненых в хате Голубовича (они носили клички Сирый, Скиба, Мазепа и Черныгора) Струтинскому и его товарищам в 1959 году удалось разыскать только одного. Скибой оказался Петр Васильевич Куманец, двумя годами ранее осужденный за участие в банде Черныгоры в 44-м и отбывающий срок в Сибири. По признанию Струтинского, «были и другие бандиты с такой кличкой, но мы остановились на Куманце». Может быть, потому, что он единственный подвернулся под руку?
Петру Васильевичу выбирать особо не приходилось. Чекисты теперь шили ему еще и подлинное или мнимое участие в немецких карательных отрядах, а это грозило лишней десяткой, а то и вышкой. И Скиба-Куманец охотно подтвердил, что они «окружили хату, в которой разоружили двоих неизвестных, одетых в форму гитлеровских военнослужащих». Вспомнил он и о взрыве гранаты и своем ранении: «И сейчас у меня в печенках сидят осколки той гранаты… После взрыва гранаты я потерял сознание…». Струтинский считает, что тем не менее «Куманец… не был до конца откровенен». Возможно, Николаю Владимировичу не понравилось, что Скиба забыл упомянуть третьего псевдонемца, Белова.
Показания Куманца вроде бы убедили группу, проводившую расследование, что в урочище Кутыкы Рябого похоронен именно Кузнецов. Больше всего Струтинский и его друзья боялись обнаружить вместо легендарного разведчика кого-нибудь другого, не дай бог – настоящего германского офицера. Но, наконец, 16 сентября 1959 года могила на насыпи была эксгумирована. Струтинский свидетельствует: «На глубине чуть больше метра покоился скелет человека». Но для идентификации останки оказались малопригодны. Члены следственной группы прослышали о существовании в Москве лаборатории пластической реконструкции, восстанавливающей по черепу прижизненный портрет человека. В столицу был командирован эксперт Владимир Михайлович Зеленгуров, встретившийся с заведующим лабораторией, доктором исторических наук Михаилом Михайловичем Герасимовым. И уже через несколько дней Зеленгуров позвонил Струтинскому и радостно сообщил: «Герасимов сказал: „Передайте товарищам, что все, что передано на экспертизу – фотографии, документы и череп, – на девяносто девять и девять десятых процента принадлежат одному и тому же человеку“». После этого следователь рискнул вынести и официальное постановление об экспертизе. Его стоит процитировать почти полностью, как это и делает в своей книге Николай Владимирович Струтинский:
«Постановление „О назначении в состав комиссии дополнительных экспертов“. 21 декабря 1959 года, г. Львов.
Старший следователь Управления Н. Рубцов, рассмотрев материалы дела, нашел: 9 марта 1944 года в оккупированном немецкими войсками селе Боратин Подкаменского района Львовской области (в действительности в этом селе не было не только немецкого гарнизона, но, как видно, и созданной немцами вспомогательной полиции, и настоящим хозяином положения в тех местах была УПА. – Б. С.) в доме Голубовича Степана Васильевича участниками банды оуновцев Черныгоры были захвачены двое неизвестных в форме военнослужащих немецкой армии, один из которых взорвал в руках гранату и погиб.
Из показаний свидетелей видно, что неизвестными являлись советские партизаны, переодетые в форму немецких военнослужащих, и, как устанавливается материалами следствия, ими могли быть Герой Советского Союза Кузнецов Николай Иванович и Каминский Ян Станиславович (Белов и в этом документе куда-то подевался. – Б. С.).
17 сентября 1959 года труп предполагаемого Кузнецова Николая Ивановича был эксгумирован, однако установить его личность по останкам данными следствия не представилось возможным.
Вместе с тем судебно-медицинской экспертизой установлено наличие ряда признаков, как то: рост, строение черепа, нижней челюсти, расположение и дефекты зубов, отсутствие кисти правой руки, которые убедительно указывают на сходство со словесным портретом Кузнецова Николая Ивановича. По эксгумированному черепу была назначена специальная экспертиза, производство которой было поручено заведующему лабораторией пластической реконструкции Института этнографии Академии Наук СССР доктору исторических наук Герасимову М. М.
Учитывая сложность экспертизы и требования тов. Герасимова М. М., руководствуясь статьей 64 УПК УССР, постановил: включить дополнительно в состав экспертов преподавателя Львовского государственного медицинского института Зеленгурова Владимира Михайловича со стажем эксперта 13 лет и лично знавшего Кузнецова Николая Ивановича – Струтинского Николая Владимировича, командировав их для этой цели в Москву в Институт этнографии Академии Наук СССР».
Прочитав это постановление, вполне можно прийти к выводу, что Кузнецов был инвалидом с ампутированной правой кистью. К сожалению, материалы судебно-медицинской экспертизы до сих пор не опубликованы. Из текста же постановления понять что-либо трудно. Какой именно рост был у Кузнецова и у того человека, чей скелет эксгумировали 17 сентября 1959 года? На каком основании были сделаны выводы о сходстве строения и дефектов зубов и нижней челюсти скелета и Кузнецова? Может быть, сохранилась стоматологическая карта Николая Ивановича? Но тогда ее одной, особенно если там был рентгеновский снимок полости рта, должно было хватить для более или менее надежной идентификации останков, без дополнительной пластической экспертизы. Если же состояние зубов разведчика определяли по показаниям свидетелей, то заключение следователя немного стоит.
Неясно также, были ли у скелета повреждения тазобедренных костей, что могло бы свидетельствовать о ранении в область живота. Почему в «Подвиге» упомянуто, что Кузнецов при взрыве гранаты был ранен не только в грудь и лицо, но и в живот? Придумал это писатель или позаимствовал из акта экспертизы?
Каковы же были результаты экспертизы, проведенной М. М. Герасимовым? Вот текст подписанного им заключения от 24 декабря 1959 года, также приведенного в повести Струтинского «Во имя Родины»: «В распоряжение лаборатории пластической реконструкции Института этнографии АН СССР 24 октября 1959 года судебно-медицинским экспертом В. М. Зеленгуровым были переданы 18 фотографий Н. И. Кузнецова и эксгумированный череп. Перед экспертом был поставлен вопрос: является ли череп, представленный на экспертизу, черепом Н. И. Кузнецова?
Все представленные фотографии принадлежат одному лицу, сфотографированному в течение 1942–1943 годов.
Представленный череп фрагментарен. Вся лицевая часть и свод раздроблены на 15 кусков.
Состояние черепа требовало очень сложной и тщательной реставрации. Эта ответственная работа выполнена научным сотрудником лаборатории Т. С. Сурниной.
Из всех полученных фотографий была выбрана фотография наиболее четкая, снятая с Н. И. Кузнецова в 1943 году. На ней Н. И. Кузнецов зафиксирован почти в фас с едва ощутимым поворотом влево, поза строгая, но не напряженная (см. фото № 1). Эта фотография была переснята. На полученном негативе карандашом были сделаны отметки: линия волос, нижняя часть крыльев носа, углы рта, углы нижней челюсти. Через наружные углы глаз была проведена прямая. Из этих точек были опущены две прямые, соединяющиеся в наиболее выступающей точке подбородка. Таким образом был построен треугольник, основание которого проходило под радужками глаз, а вершина была обращена к подбородку (см. фото № 2). На подлинном черепе были приклеены полоски бумаги, фиксирующие линии разреза глаз. К точкам, соответствующим наружным углам глаз, были приклеены полоски бумаги, которые соединялись в наиболее выступающей части подбородка. Кроме того, были сделаны отметки линии волос, нижней части крыльев носа и углов нижней челюсти (см. фото № 3), фотографирование черепа производилось через негатив лица. Совмещение треугольников на черепе и на лице свидетельствовало о совпадении ракурса лица и черепа. Негативы лица и черепа были совмещены. Полученные отпечатки прилагаются (см. фото № 4).
