Немецким будущий разведчик овладел так хорошо, потому что в маленьком городке Талица, где Кузнецов учился в школе-семилетке, была небольшая колония бывших австрийских пленных, осевших на уральской земле. С ними маленький Никанор много говорил по-немецки, совершенствуясь в разговорной речи. У него была природная способность к языкам. Школьник, в частности, овладел только вошедшим тогда в моду эсперанто. Вот Талицкий лесотехнический техникум окончить не успел. В декабре 1929 года Кузнецова исключили из комсомола «за сокрытие кулацкого происхождения» и отчислили из техникума за полгода до завершения курса. В ноябре 31-го ему удалось восстановиться в комсомоле, представив справки, что отец в гражданскую служил в Красной армии, а до этого, хоть и был зажиточным крестьянином, но батраков не эксплуатировал. Но досдавать после реабилитации экзамены в техникуме Николай Иванович уже не стал.
В 1932 году Кузнецов, работавший в центре Коми-Пермяцкого национального округа Кудымкаре лесоустроителем, был арестован по обвинению в хищениях. Чекисты обратили внимание на человека с поразительными лингвистическими способностями. Ведь коми-пермяцкий язык – не самый легкий для русского человека, а Кузнецов освоил его поразительно быстро. Арест произошел 4 июня, а уже 10 июня Николай Иванович дал подписку о работе секретным сотрудником ОГПУ и получил кличку «Кулик». Вполне вероятно, что ему намекнули: если откажешься быть сексотом, к хозяйственным статьям добавим политическую. Очень может быть, что на Кузнецова был уже донос, содержащий его будто бы «контрреволюционные разговоры». Органы сделали будущему разведчику такое предложение, от которого он не смог отказаться. В результате на суде выяснилось, что сам Кузнецов к хищениям не причастен, зато его начальство получало деньги и продукты по подложным ведомостям. Начальникам дали от 4 до 8 лет лагерей. Николаю Ивановичу же за халатность определили год исправительных работ по месту службы. Судимость будущему Зиберту и тогдашнему «Кулику» ОГПУ организовало на всякий случай.
Кстати, к тому времени Николай Иванович успел уже жениться и развестись. 2 декабря 1930 года он зарегистрировал брак с медсестрой местной больницы Еленой Петровной Чугаевой. Но уже 4 марта 1931 года молодые развелись. Более никогда Кузнецов в брак не вступал. И не только в брак. У нас нет никаких сведений, что он когда-нибудь еще был близок с женщиной. Для молодого красивого 20-летнего мужчины это несколько странно. Ведь до войны и прихода Кузнецова в разведку оставалось еще 10 лет. Неужели он так и не встретил если и не настоящую любовь, то хотя бы девушку, с которой у него возникла бы взаимная симпатия? И впоследствии Николай Иванович никому и никогда не рассказывал, что в молодости был женат. Ничего не рассказывала о своем первом замужестве и Елена Петровна, пережившая Кузнецова на несколько десятилетий. Много лет спустя после гибели Николая Ивановича ее разыскал в Алма-Ате кудымкарский краевед Г. К. Конин. Елена Петровна охотно рассказала о своей последующей жизни, но отметила, что никому не говорила, что три месяца была женой легендарного разведчика. И Конину ничего не сказала, почему они с Кузнецовым расстались навсегда. Какая тайна здесь скрывается?
Нельзя исключить, что причиной развода и последующего одиночества Николая Ивановича стала импотенция. Это печальное обстоятельство могло только усилить притягательность Кузнецова как объекта вербовки для компетентных советских органов. Вот здорово! Агент, красавец-мужчина, будет очаровывать нужных женщин, флиртовать с ними, добывая нужную информацию. А вот установить с ней более длительную связь и из-за этого, кто знает, забыть о долге или, что еще хуже, стать жертвой красавицы, подложенной неприятельской разведкой, не сможет никогда. Вспомним, что многие чекисты-нелегалы становились предателями именно под влиянием любовниц. Взять хотя бы знаменитого Георгия Агабекова, издавшего в 30-е годы в Берлине нашумевшие книги «ГПУ. Записки чекиста» и «ЧК за работой». Любовь к дочери британского чиновника заставила резидента ОГПУ в Стамбуле порвать с Советами. И по той же самой причине убийца лидеров украинских националистов Льва Ребета и Степана Бандеры Богдан Сташинский предпочел сбежать в Западную Германию с любовницей-немкой перед самым возведением Берлинской стены.
Или, быть может, на разводе настояло ОГПУ, рассчитывавшее использовать Кузнецова как холостого героя-любовника? Но ведь развод был за полтора года до того, как Николай Иванович превратился в «Кулика». Впрочем, вполне возможно, что в действительности никаких проблем в общении с прекрасным полом у легендарного разведчика не возникало, а о его любовницах мы ничего не знаем как из соображений секретности, так и потому, что в советское время герой-разведчик с точки зрения пропагандистского мифа никак не мог позволить себе иметь внебрачные связи.
В 1935 году Кузнецов поступил работать в бюро технического контроля конструкторского отдела Уралмаша. Здесь, в Свердловске, он встретился с трудившимися на заводе немецкими инженерами. Несомненно, Николай Иванович действовал уже по заданию НКВД, прощупывая настроения иностранных специалистов. Параллельно он еще больше усовершенствовался в немецком, освоив диалекты различных германских земель. В своей однокомнатной квартире он сразу же поставил патефон с немецкими песнями, учил их наизусть. Возможно, уже тогда готовился к разведывательной работе в Рейхе.
Еще в школе Кузнецов занимался в драмкружке, его игра запомнилась многим одноклассникам. Театром увлекался в Кудымкаре и Свердловске, не пропускал ни одной премьеры. Таким образом, он брал уроки у мастеров сцены, чтобы не сплоховать, когда придется сыграть свою главную роль в жизни. Будущий разведчик не знал тогда, что обессмертит себя образом обер-лейтенанта Пауля Зиберта. Параллельно Николай Иванович занимался альпинизмом. Тоже могло пригодиться в профессии разведчика, например при переходе границы. Хотя Николай Иванович не предполагал тогда, что смерть настигнет его в Карпатских горах.
В январе 36-го Кузнецов увольняется с Уралмаша. Отныне единственная его профессия – разведчик, вернее, пока что – контрразведчик, наблюдающий за деятельностью иностранных специалистов и вступающих с ними в контакт советских граждан. А псевдоним поменяли еще в 1934 году – в связи с переездом в Свердловск «Кулик» стал «Ученым». Но вскоре после ухода с Уралмаша ему пришлось еще раз побывать в тюремной камере. В 37-м году, когда началась «ежовщина», Кузнецова арестовали и несколько месяцев продержали в застенке Свердловского НКВД. Трудно сказать, собирались ли навесить на него «контрреволюционную» 58-ю статью в рамках начавшейся смены людей Ягоды людьми Ежова или использовали молодого агента, слишком мелкую сошку для репрессий, в качестве «наседки», помещая в камеры с «врагами народа», чтобы узнать, что арестованные говорят между собой.
После выхода из тюрьмы Кузнецов был направлен в Сыктывкар в распоряжение нового наркома внутренних дел Коми АССР Михаила Ивановича Журавлёва. Заодно получил и новый псевдоним – «Колонист». Николай Иванович, как специалист, помог Журавлёву выполнить приказ Москвы об упорядочении лесозаготовок на Северном Урале и заслужил от него благодарность. И Михаил Иванович помог Кузнецову перебраться в Москву.
Об обстоятельствах этого перевода несколько десятилетий спустя журналисту Теодору Кирилловичу Гладкову рассказывал бывший генерал-лейтенант госбезопасности Леонид Федорович Райхман, в 1938 году – начальник отделения в отделе контрразведки Главного управления Госбезопасности НКВД СССР: «Журавлёв мне часто звонил, советовался по некоторым вопросам, поэтому я не удивился его очередному звонку, кажется, в середине 1938 года:
