– Ну, *издец – дьявольская сила, – шептались во дворе, – с нами Бог.
А Глобус, как съездил с Томкой в Тель-Авив, стало закрадываться у Гроба Господня. Он принял мусульманство, постриг и начал ходить в тюбетейке. Постоянно он жевал лепешки, чтобы все видели.
Надумал Господь Глобуса перешить пацана со стариком обратно. А то могли пер…бсти весь район. Район-то и так бы пер…бли, но надо ж и другим, не век одним говеть чмом.
И вот, затаился Глобус в стариканской фанзее, где пацан с *Издюкиным фэн-шуй вытворяли. И к ночи, когда те от анашицы, «колесиков» и клофелюги закемарили, сшил их Глобус вместе с девками особым хирургическим стежком в одну композицию. Этого ему, однако, мало обрыдло.
Кое-как установил он всех в коредоре, обмазал скульпторным огнеупорным бензином, смазал щели купоросом, а сверху – полдесинкталем, смешанным с алебастром.
После вызвал он с литейного цеха машину к скульптору Прииздкину, и в цеху они выжгли все полости внутрях у конной статуи. После залили бронзой, и стало как новенькое.
Об одном жалел Глобус: хоть он с Тамаркой городил грандоскопы и шпурял скальпелем в одночасье, а больно ему было не увековечиться в веках в гламурной подлайке. А памятник открыли на Васильевском спуске, где давно уже спускали…
Назывался он «ПОДРОСТКОВАЯ ПОРНОГРАФИЯ РОЗОВОГО ЕНЯ». А день был 4 ноября, только, вот х. р его знает, какого года.
Тука-тука-тука
Жил у нас во дворе Соломон.
Он всегда сидел на одной и той же скамейке, спиной обращенной к Дому пионеров, а лицом – на стволы и ветви деревьев, обвивавшие красную стену гаража. Слева также стоял дворянский флигель с мезонином, в котором жили из себя необщительные, но в целом чем-то приятные люди. Соломон всегда сидел один. Он был стар. Друзей он не исхитрился завесть и только щурился на солнышке и вздыхал. Когда на расстоянии голоса появлялся какой-нибудь пацан, Соломон звал его:
– Подойди, я тебе песню спою…
Иногда подходили, но редко. Чаще всех подходил я.
Нравилась чем-то мне эта незамысловатая песенка, не понимал я в ту пору скрытой от моего возраста в ней тайны.
Чудный месяц плывет над рекой-ю…
Тука-тука-тука-сука-тарука,
Тука-тука-тука-сука-тарука.
Теперь я понял смысл Соломоновой песенки. Давно людяки смраготили и двор, и палисад. И скамейки той нет в помине. И только у меня в ушах нет-нет да и зазвенит веселым ручьем:
Тука-тука-тука-сука-тарука,
Тука-тука-тука-сука-тарука.
