Ноги, одни ноги вокруг!
Ноги спящего, на мой взгляд, так же много говорят о характере человека, как лицо и руки. Вот Норман – он несет свои ноги упорядоченно, параллельно одна другой; ноги Сантьяго переплетены и завиты в сложный клубок, так же как и его мысли и чувства. Ноги Жоржа, рубахи-парня, открыты и развернуты. Карло, кажется, и во сне карабкается по горам, опираясь в основном на левую, так как правая у него когда-то была сломана и плохо сгибается в голеностопе.
Да, многое могут сказать ноги спящего, жаль, раньше не обращал на это внимания, ведь и ноги спящей женщины тоже могут о чем-нибудь сказать…
На четвереньках лезу к выходу, посвечиваю фонариком – ну конечно, одежда свалилась, где носки? Вот носки, теперь рубашка, далее самое трудное, джинсы, они заскорузли, набухли, влезаю в них, как, вероятно, влезали в лосины гусары. Свитер (опять забыл вывернуть его накануне), кожаная куртка, шапочка. Здесь ли трубка и табак? Табак со мной, а трубку – она у нас на двоих – должен был оставить над входом в хижину Карло. Теперь еще эту тетрадь в полиэтиленовом переплете достать с подвесной полочки…
Вроде готов; нет, забыл помазать нос кремом. Нос мой – враг мой, беда моя, всегда облезает.
Лодку швыряет из стороны в сторону, равновесие держать трудно – в одной руке фонарик, в другой – тетрадка, – берегусь всячески и все же наступаю на прощанье на Карло, он, не просыпаясь, что-то бормочет, ругается, вероятно. Забыл страховочный конец, ищу. Это занимает еще минуту, а Тур стоит на мостике, ждет; пока я не поднимусь, он не уйдет оттуда. Страшно неловко. Мне еще надо попить, а также наоборот, иду, спотыкаясь, сперва на камбуз, отыскиваю свою сумку с посудой, достаю флягу, пью. Затем путешествую на корму. И наконец забираюсь на мостик. Пятнадцать минут просрочил! Но что делать, иначе не могу, я ведь потому и просил будить меня пораньше, с запасом.
Тур не сердится, говорит, как обычно:
– Будь внимателен и осторожен. Страховку не забыл? Старайся держать вест-норд-вест. Заметишь что-нибудь интересное – запиши в блокнот.
– Хорошо, доброй ночи!
Остаюсь в компании с рукоятью рулевого весла и светящейся картушкой компаса – ее выпуклый прозрачный глаз вращается из стороны в сторону и все время старается отвернуться. Начинается наш двухчасовой поединок: я сражаюсь веслом, а в союзниках у компаса – ветер и океан.
Чуть-чуть зевнул, и картушка уже стремительно скользит влево, и я напрягаюсь, поднимаю рукоять, натягиваю веревку, в петле которой она скользит, и замираю в ожидании – пересилил или нет. Глаз по-прежнему косит влево, но вот он пошел обратно, медленно-медленно, а потом все быстрее – тут главное его опередить. Распускаю петли на веревке и толкаю рукоять. Опередил, очень хорошо. Стрелка застывает на цифре «305» и вновь начинает колебаться – туда, сюда, куда? Ага, вправо – еще слегка рукоять вниз, нет, теперь «Ра» пошел влево! Скорее вверх!
Временами компас обманывает, успокаивает, и вот уже в его прозрачном нутре видны какие-то не идущие к делу картинки, кто-то там улыбается, подмигивает, являются мысли о смуглой и бархатистой, пахнущей морем женской коже и мягких губах… Трах! Хлопок-выстрел огромного паруса! Скорее-скорее, пока корабль не пересек мертвую точку, после которой развернуть его возможно только авралом! Рукоять выворачиваю до отказа, хватаюсь за шкот, тяну к себе, а он рвется, хочет сбросить с мостика за борт, упрямый, своенравная тварь! Вот, кажется, натяжение ослабло, гляжу на компас – пополз вправо, слава богу, обошлось, и скоро уже будить Жоржа. Закуриваю, и опять хлопок, и все вышеописанное происходит сначала.
Ночь неприятная, ветер порывистый, сильный, и его направление не совпадает с движением волн, получаются «ножницы», они нас растаскивают, сбивают с курса и с толку.
Иногда уйти с вахты еще сложнее, чем заступить на нее. Помню, в прошлом году была у меня одна такая ночь: она сама по себе далась нелегко, парус полоскал, весло выпадало из крепления, – и вот я отстоял свое и, взмокший, измотанный, отправился было будить Карло, но заметил, что ходовые огни не горят. Пришлось лезть на мачту, отвязывать фонарь – зажечь его наверху невозможно, ветер гасит спичку, – спустился и увидел, что выгорел керосин, значит, нужно заправить. Заправил, полез снова, прикрепил, потом пошел проверять другой, на мостике. Там – та же история. Наконец все сделал, записал показание компаса и растолкал Карло – к его радости, оказалось, что за всеми этими занятиями я простоял лишний час.
Но, пожалуй, самая тяжкая вахта выпала мне на долю в конце плавания на «Ра-1», после аврала, о котором еще расскажу. Не было в ту ночь ни ветра, ни волн, но было безумное желание спать, я засыпал стоя, засыпал сидя, все с себя сбросил, остался в трусах, пошел на нос, благо не требовалось следить за компасом, и там, на холодке, чуть-чуть пришел в себя. Попил воды, поел чернослива, оставшегося от ужина, присел у входа в хижину на бухту каната, специально, чтобы понеудобнее, и так дремал, засыпал и просыпался каждую минуту. Ровно в два ночи разбудил Абдуллу и, не дожидаясь, вопреки порядку, пока он вылезет из хижины, пробрался на свое место и рухнул.
…А вообще я люблю стоять на вахте. Эта работа доставляет мне удовольствие.
Первые минуты чувствуешь себя не очень уверенно, а потом словно срастаешься с кораблем, мостиком, веслами, океаном и ветром. Только вот рукоять весла – иногда она движется свободно, как по маслу, но чаще ее приходится толкать или тянуть с усилием, в несколько приемов. Вазелин мало помог.
Здесь, на мостике, головой тоже нужно работать, не только руками. Позавчера мы стояли вдвоем с Сантьяго, я – на правом весле, Сантьяго на левом. Когда стрелка компаса подходила к критическому румбу, я говорил: «Давай!» – и Сантьяго подключался. И вдруг нас осенило: а что если держать левое весло не в нейтральной позиции, а в активной, «на поворот»? Оно будет тогда противостоять рысканью лодки заранее.
Закрепили весло в новом положении – и поняли, что совершили величайшее открытие. Больше мы не имели хлопот. Вахта прошла спокойно.
Сегодня опять не порулишь в одиночку. Погода испортилась еще с вечера, а ночью, проснувшись, я испытал самый настоящий, банальный страх. Даже в хижине чувствовалось, с какой необычайной скоростью мы летим. Океан ревел, корабль бросало, в дверном просвете появлялись и исчезали огромные пенные гребни… Холодок стал карабкаться по позвоночнику. Но тут я услышал голос Сантьяго, он звал меня на вахту, и бояться уже времени не было, надо было работать.
Такого шторма я еще не видывал! Не менее семи баллов. Волны высотой с трехэтажный дом шли бесконечной размеренной чередой, когда мы забирались на их гребень, казалось, что разверзается бездна. Сантьяго на этот раз не дал мне правое весло, видимо, решив самоутвердиться, и я два часа простоял «на стреме», изредка помогая.
Члены команды «Ра» Сантьяго Дженовес и Тур Хейердал за завтраком. 1969 г. Фото Юрий Сенкевич
