Вернулась фестивальная атмосфера, и Тур снова с чистой душой расписывался поперек сувенирного снимка: «У меня лучший в мире экипаж!»
Видимо, сумма психофизиологических свойств еще не исчерпывает сути человека.
Не арифметикой тут пахнет – алгеброй.
Слабый становится сильным, робкий – отважным, обидчивый – великодушным, если ими движет единая достойная цель.
Глава четвертая
«Маньяна!» – Укрепляем брезент. – Противовес из мачты?! – Как поднимали корму на «Ра-1». – Веревки-веревочки. – Вечера на завалинке. – Мы все интересные люди! – Коротышка Кнют. – «Белла, чао, чао, чао!» – Закон Архимеда и друзья «Ра». – Пятеро мужичков с Титикаки. – «У меня есть хорошая идея». – Чистим трюм. – Жорж сплоховал. – Вариант «каркади». – Какой противовес? Волнорез! – Человек за бортом. – Длинная цитата из «Кон-Тики». – Абдулле повезло. – Норман крутит головой. – Ждем шторма. – Изменился питьевой режим. – Папирус пахнет не тем. – Наш зоопарк. – Все о Сафи. – Куда на «Ра» уходит время. – Ветер и волны. – Минус два кувшина. – Минус еще два кувшина. – Минус еще полкувшина. – За кормой полпути. – Праздник, на котором сначала окончательно ссорятся, а потом окончательно мирятся
Корабль шатает, и писать довольно трудно, ветер веселый, изрядно выгоревший уже наш парус туго надут.
На носу дремлет флегматичный Синдбад. Жорж только что накормил его, напоил, приговаривая:
– До чего ты дурень, Синдбад! Вот прошлогодний был (вздох) – это да!
Дремлет Синдбад. И Сафи прикорнула в своем подвесном бамбуковом домике. И Жорж спит, и Сантьяго, и Карло. Время такое – послеобеденное.
Сегодня сделано 63 мили, совсем неплохо, и вообще все неплохо, только холодновато, а ночью и по утрам еще и влажно, выбираться из мешка совершенно не хочется. Рубашка и джинсы налезают с трудом и не вызывают приятных ощущений. Попросить, что ли, Нормана изменить чуть-чуть курс и пойти южнее?
Он хихикнет в ответ:
– Маньяна!
Маньяна, с легкой руки Сантьяго, сейчас любимое наше слово. Бифштекс съесть – маньяна, с девочкой пройтись – маньяна, обсохнуть – маньяна. Маньяна по-испански – завтра, но с оттенком нашего «после дождичка в четверг». Сантьяго советовал: «Попадешь в Мексику – говори всюду “маньяна”, и тебе будет хорошо».
– Юрий, как насчет того, чтобы повозиться с брезентом?
– Маньяна…
Маньяна не маньяна, а нужно идти. Карло и Жорж, бодрые после сна, потащили на корму бывший запасной парус. Он теперь располосован, и мы укрепляем его по правому борту вдоль хижины, строим баррикаду от волн, потому что заливает и захлестывает нас по-прежнему основательно.
Опять же подчеркиваю, не сами волны опасны, им нас не перевернуть, не потопить, они приходят и уходят, – опасно их соприкосновение с папирусом. Папирус для них ловушка, копилка – что впиталось, то уже навсегда, «Ра» не выжмешь, как губку, не выкрутишь, как мокрую тряпку.
Теперь волны, перехлестывая через борт, не идут вниз, под хижину, а отражаются от нашей баррикады и скатываются назад, в океан. Мера определенно эффективная, надо возвести заслон и с кормы, и с носа – отгородиться от океана везде, где можно.
Тур Хейердал со своей первой женой Лив Кушерон-Торп во Французской Полинезии. 1968 г.
Делается это так. Сперва прикидываются размеры требуемого полотнища, потом брезент расправляется на крыше хижины и разрезается. По краю полосы проткнуты дырки для веревок, с другого края вшиты бамбучины, затем, полусидя, полувися, по уши в воде, завязываем, подсовываем, натягиваем, – час, второй, – продрогли, вымотались, зато стенка – как барабан.
Мы прикинули, что до рандеву с яхтой, которая скоро выйдет для киносъемок нам навстречу, остается дней двадцать пять. Безусловно, двадцать пять дней продержимся. А дальше что? Дальше скорей всего будет так: большинство из нас переберется в яхту, а человека два закончат путешествие на «Ра». Как бы в этом году ни мешали акулы, бросать «Ра-2» нельзя – тем более, что и корабль неизмеримо исправнее, чем «Ра-1»; вдвоем, без груза, без мачты, без капитанского мостика на нем еще плыть да плыть.
Все у нас в порядке, и такелаж, и корпус, и весла, ничего не сломалось ни разу, – только вот погружаемся мы. Тяжелеем. Тонем.
Решено заполнить срединную впадину корабля, его трюм, всяческими порожними емкостями, канистрами, амфорами. Таков первый пункт программы. Припасен и второй. У нас есть небольшая кормовая мачта, мы рассчитывали нести на ней треугольный «рулевой» парус, но сейчас планы изменились. Тур хочет смастерить из мачты аутригер – противовес, как у полинезийского катамарана, – «это прибавит нам остойчивости».
Насчет противовеса сильно сомневаюсь. Боюсь, Тур опять увлекся, как в прошлом году, с кормой.
Корма на «Ра-1» была бедствием. Она с самого начала повела себя не по совести, прогибалась, обвисала и в конце концов потащилась за нами, как полуоторванная подметка, мешая двигаться и грозя отломиться.
И тогда Тур объявил, что имеется план («планов полно, а идем на дно», – раздраженно приписано в моем дневнике) приподнять корму: протянуть с нее канаты на нос и дернуть как следует.
Не дернуть, конечно, – выбирать понемногу, постепенно, каждый день.
Приступили к работам, подготовительным, весьма кропотливым. Карло и Сантьяго долго-долго отбирали длинные крепкие веревки, крепили их на носу и проводили к корме. Абдулла не менее долго сверлил в вертикальных стойках мостика дыры. Веревки были продеты в эти дыры и двумя петлями закреплены на поперечном брусе у транца, опять же после долгих-долгих трудов.
Стали тянуть, по-бурлацки, «раз-два-взяли» – и заметили, что одна из стоек мостика прогнулась, трещит и сейчас сломается.
Бросили корму, взялись за мостик. Укрепили его противотягами. Покачали, потрясли – крепко. Опять взялись за канаты. «Еще-раз-взяли!» —
– Пошла!!!
Кончик кормы, самый кончик, зашевелился. Тур торжествовал, я – как заметивший – до ночи ходил у него в любимчиках, был обласкан и расхвален, – но раза три Тур спросил меня по секрету:
– Ты вправду видел или тебе показалось?
А Сантьяго сложил из бумажного листка кораблик, по знакомой детям всего мира схеме, – смастерил, продел, где надо, ниточку и продемонстрировал наглядно, на модели, что ничего с подъемом кормы не получится, это все равно, что тянуть себя из воды за ухо. Чем выше корма, тем ниже центр, мы просто как бы складываемся на манер перочинного ножика.
Бумажный кораблик не убедил Тура. Назавтра Карло лазил по мостику, увешанный новыми веревками, затем они с Туром – остальные под разными предлогами уклонились, а приказывать Тур не захотел – принялись тянуть, и опять корма слегка приподнялась, но что пользы-то?
