Подумалось: вот и последние съемки. А давно ли были первые, не вчера ли? Обед с вином, финиками и арбузом; Карло достал камеру, протер ее, и Тур, увидев приготовления, сказал: «Минуту!» – и сменил свою металлическую ложку на сувенирную, русскую, деревянную… Не вчера ли начиналось путешествие на «Ра»?..
Вечность промелькнула мгновеньем. «Каламар» выполнил программу, погудел и исчез, мачты скрылись за горизонтом и на воде не осталось следов.
Спасибо ему, но очень он нас растревожил.
Поужинали и уселись на камбузе посудачить, и вдруг – будто каждого прорвало – заговорили на темы заведомо запрещенные: о любви, о супружестве, о темпераментах, о сексуальной свободе и т. д., и т. п., – разгорячились, заспорили. И – спохватились. Пряча глаза, принялись обсуждать возможные варианты близкого финиша. Будет ли это Барбадос, либо Тринидад, или берега Венесуэлы?
Тут явился Жорж (он не ужинал с нами, так как устал после двухдневной работы перевозчиком и сразу после ухода «Каламара» завалился спать). Жорж был всклокочен и зол. Он не дослушал монолога Сантьяго и вмешался:
– Все эти разговоры о Венесуэле – бред. Мы должны идти на Барбадос и остановиться на этом – если будем пытаться достичь большего, то потеряем, что имеем!
В его речи была определенная логика. Но выражения! Но тон! Какой бес в Жоржа вселился?
Нам всем одинаково достается, все устали, парус обнаглел, брезентовые стенки требуют ежедневного ремонта, вахта двойная, стоим парами по три часа, не имеем выходных – в этих условиях надо особенно друг друга беречь.
Помню, в прошлом году закуролесила обезьяна, стала огрызаться, покусала Нормана – мы долго гадали, чего ей нужно, и додумались: смастерили бамбуковую площадку с навесом, домик, и подарили его Сафи, она сразу притихла, немножко одиночества и уюта – вот в чем она нуждалась. Но для себя мы же не можем здесь понастроить одноместных кают!
Первое, что я заметил следующим утром, была снесенная напрочь брезентовая стенка на корме справа. Я позвал Карло, он посмотрел, покачал головой и сказал, что сомневается, можно ли ее восстановить. За последние дни корма здорово осела, и волны хлещут через борт двумя водопадами. Какой брезент выдержит?
Карло посоветовал: лучше будет, если снимем остатки стенки и окружим ими мостик. Отступим, так сказать, за внутренний пояс баррикад, отдав врагу предмостные укрепления.
Так и поступили.
Привычная работка: волны налетают, швыряют из стороны в сторону, вокруг дьявольский водоворот. Наощупь находишь веревку, наугад просовываешь под нее другую, ищешь дырку в брезенте, в горле першит, голова болит, ушибленные места ноют. Вначале волны меня еще щадили, а потом пришла одна, хорошо, что я был привязан, – приподняла, повернула и опустила поясницей на поперечину, да так, что я крикнул от боли и злости, – удар классический, такой долго не позабудешь.
Затем меняли стенку на носу. Сняли старую, прохудившуюся, и поставили свежий брезент, подаренный «Каламаром». Вернулись на корму – она продолжала оседать и крениться, уже мостик ощутимо наклонился вправо. И возник разговор о надувной лодке. Она подвешена к хижине и бездельничает, а из нее можно бы соорудить на корме дополнительную стенку от волн.
Все были согласны, однако Жорж категорически воспротивился. Он не приводил сколько-нибудь веских аргументов, разглагольствовал о том, что лодку нельзя помещать на корму, что до финиша всего несколько дней, что кораблю ничего не грозит. Он был упрям, как носорог, наговорил кучу резкостей, и никто не мог взять в толк, в чем дело, почему он заупрямился.
Все же абсолютным большинством голосов, семью против одного, постановили «Зодиак» использовать. Норман провел обмеры и заготовил такелаж. Жорж, видя, что плетью обуха не перешибешь, сдался, смягчился и отправился крепить веревки.
Он болтался за кормой, как поплавок на леске. И тут волна бросила его прямо на острую грань лопасти весла. Он вовремя успел подставить руку, и удар пришелся по ней. Стальной браслет «Ролекса» лопнул, часы скользнули на дно. Хорошо хоть кости оказались целыми, и я ограничился наложением жесткой повязки и анальгином. А Жорж громогласно тужил о «Ролексе» – еще бы, это был специальный презент Тура каждому участнику «Ра-1», с надписью на крышке: «Экспедиция «Ра», май, 1969 г.».
Жорж охал, бранился и клял себя, что вовремя не прислушался к предчувствию.
Нервы натянуты у всех, не у одного Жоржа, это проявляется поминутно.
Стою на вахте, и вдруг ко мне поднимаются Кей и Сантьяго. Кей плачет, Сантьяго его успокаивает.
Оказывается, Сантьяго толкнул Кея ногой, в шутку, а это для японца крайне оскорбительно. Ну, Кей, Кей, кто же знал? Прости, пожалуйста, не обижайся! А Кей всхлипывает, и сам извиняется, и улыбается сквозь слезы: «Прекрасно понимаю, что глупость, а ничего не могу с собой сделать». И рассказывает печальную историю, которая произошла с ним в юности. Он влюбился в девушку, а эту же девушку любил его школьный учитель. Учитель однажды увидел ее с Кеем в обнимку, назавтра он избил Кея ногами так, что парнишка четыре дня не являлся домой: «Если бы мой отец узнал, он должен был бы учителя убить».
И вот теперь, спустя столько лет, прошлое ожило, голос прерывается, и никак не взять себя в руки.
Славный Кей, воспитанный, сдержанный, деликатный!
Ни разу за все плаванье он не повысил ни на кого голоса, всем помогал, ко всем ровно относился, всегда был занят, стремился служить экспедиции максимально. И беспощадно, оберегая товарищей, загонял внутрь себя собственные отрицательные эмоции – копились они, копились и отомстили.
Пора прекращать путешествие. Хватит. Цель в принципе достигнута, задача выполнена. С того мига, как вдали показался «Каламар», психологически мы уже как бы приплыли. Тем труднее дотягивать последние дни.
Был очередной радиоконтакт, и Ивон «обрадовала»: «Ринг Андерсен» сломался, есть другое судно, которое предлагает свои услуги за тысячу долларов в сутки, но это неприемлемо, – она попробует предпринять еще что-нибудь. Мальчики, не горюйте – до послезавтра!
До послезавтра мы успели уложить поперек кормы «Зодиак», разминуться с норвежским танкером «Титусом» – и распрощаться с хорошей погодой. Небо обложили зловещие черные тучи, стал накрапывать дождь, дождь сменился ливнем, ливень – опять дождем. Все стало мокрым, скользким и холодным, постель и белье пропитались влагой. Ветер то налетал шквалами, то исчезал совершенно, и мокрый парус переваливался с боку на бок в такт крену корабля.
Под стать погоде и наше настроение. Сидим в хижине, опустив брезентовый полог. Душно, влажно и тоскливо.
Развлекаюсь тем, что перечитываю свой прошлогодний дневник, последние записи. Тогда нам приходилось гораздо хуже:
«13 июля. “Солнце красно поутру – моряку не по нутру”. И точно. Хоть небо чистое и голубое, океан беснуется сильнее прежнего. Мы уже забыли веселые времена, когда можно было свободно разгуливать по кораблю. Вся корма и весь правый борт практически целиком в воде. Вода почти полностью покрывает носовую палубу, и готовить пищу все труднее, кроме того, “Ра” деформировался. Срединная его часть выгнулась, борта опустились, корпус вывернулся спиралью. Сухими (сравнительно!) остаются кусочек на самом носу да часть левой палубы вдоль кабины.
