Но мне нужно найти банк, а не рассматривать витрины.
Я захожу в первый попавшийся. «Швейцарское Кредитное Общество». Ко мне навстречу по вызову клерка выходит пожилой, уже седеющий человек в безукоризненном темном костюме и с манерами дипломата. Он очень представителен, так представителен, как могут быть лишь банковские чиновники:
– Чем могу служить?
– Я хотел бы положить некоторую сумму в ваш банк.
Представительный чиновник меряет меня медленным взглядом с головы до ног:
– Вы иностранец?
– Да. Австриец.
Чиновник хмурится в той степени, в какой разрешает ему его служебное положение:
– Мне очень жаль. В связи с вашими финансовыми законами… У вас найдутся поручители-швейцарцы? Нет? Тогда, хотя это и было очень любезно с вашей стороны посетить нас, но…
С небольшими вариантами следующие два-три посещения банков приводят к такому же: «Но…»
Мысль о банковском счете придется отложить до французской части Швейцарии. Там, говорят, порядки проще и люди доверчивее…
Неудача преследует меня и в посольствах. Французы в визе не отказывают, но просят две-три недели сроку. Они обязаны запросить Вену, не значится ли там в списке нежелательных людей имя Иосифа Хофбауера. Я не могу объяснить им, что у Хофбауера не было еще времени за свою короткую жизнь чем-нибудь провиниться перед Францией, и молча ухожу.
В датском посольстве девушка подает мне стопку анкет.
– Можно это сделать дома? – интересуюсь я.
– Да, конечно. Принесите нам, мы пошлем в Копенгаген и через месяц дадим ответ.
– Но как вы думаете, разрешат?
– Этого мы никогда не знаем.
Только что вошедший посетитель восточного вида вздыхает:
– Безнадежно. У меня родственники в Копенгагене. Пытаюсь съездить к ним уже несколько месяцев. Ничего не выходит. И не знаю – почему.
Я уклоняюсь от разговора и выхожу снова на улицу. У меня родственников в Дании нет. Даже знакомых. И потом, ждать месяц совершенно невозможно для меня. Надо ехать во французскую Швейцарию. В три часа дня я уезжаю в Женеву. Попытаем счастья там.
Женева – город света, воздуха и цветов. А может быть, она показалась мне такой, потому что я приехал туда летом.
На набережной Густав Адор каждый май устраивается международная выставка роз. Потом, когда победители установлены и премии розданы, тысячи лучших роз высаживаются в клумбы вдоль берега озера. Набережная превращается в цветочную аллею.
Французская Швейцария расположена на рубеже двух народностей: французской и немецкой. Вечером на приозерных улицах Женевы зажигаются цветные фонари и в ночных кабачках поют такие же песни, как и на Монмартре в Париже. Днем же в деловых конторах и магазинах торговля ведется с истинно немецкой добросовестностью и аккуратностью.
Я остановился в небольшом пансионе на улице Рон. Окна моей большой и светлой комнаты выходили прямо в Английский сад. Свежий ветер с озера шевелил кремовые занавески и ворошил бумаги на письменном столе передо мной. Я писал письмо в Вену.
В сущности, это была открытка. На одной стороне – несколько строчек некой Анны с ее дорожными впечатлениями. К истинному содержанию текста ни озеро, ни черный лебедь, конечно, никакого отношения не имели. Но среди банальных слов о красоте природы Швейцарии и о случайных встречах со знакомыми, между фразами приветов и пожеланий были вкраплены другие слова – условные. Открытка эта вместе с тысячами других придет через два дня в Вену на адрес одного из агентов советской разведки. В тот же вечер Окунь будет извещен по телефону, и, наверное, ночью же шифровальщик оперативной группы Мирковского составит телеграмму в Москву примерно такого содержания:
«Москва – Терентию.
От Анри получено подтверждение его прибытия в Швейцарию. Переезд границы прошел благополучно. Положение с вкладом денег сложное. Над получением виз работает. Поселился временно в Женеве. Матвей».
Терентий – это Судоплатов. Матвей – Мирковский. Анри – это я.
Наклеиваю марку и тщательно прячу открытку в нагрудный карман. Ее нужно бросить подальше от пансиона и попозже вечером, когда стемнеет.
Взгляд мой останавливается на раскрытом чемодане и желтеющем в нем дорожном несессере. Может быть, открыть сразу, сейчас? Я подкидываю кожаный ящичек в руке. Нет, не стоит. Хранить негде. В комнате опасно, горничная может случайно найти. Мне совершенно необходим банк. Но как же быть без рекомендации?
День был жаркий. Я присел за столик перед небольшим кафе и заказал стакан лимонада.
Сколько банков в Швейцарии, а я не могу открыть личного счета! Вот, например, на одной этой маленькой площади целых два. Один напротив другого. На углу – английский «Ллойд Провиншел», и наискосок – швейцарский «Кредит Свисс». Не будь я «австрийцем», можно было бы положить сколько угодно денег, хоть сразу в оба! Я резко подымаюсь из-за столика и подзываю официанта, чтобы расплатиться.
У меня мелькнула одна забавная мысль. Попробую взять их, как говорят, не мытьем, так катаньем.
В небольшом приемном зале английского банка «Ллойд Провиншел» было прохладно и полупустынно. Я подошел к узкому столу в середине зала. В коричневых деревянных коробочках аккуратными стопками лежали разные бланки и формуляры. Я выбрал несколько листочков с типографским клише «Ллойд Провиншел» и стал набрасывать деловое письмо. Ручка скользила по бумаге, не выписывая букв. Мешало твердое стекло стола. Пришлось подложить стопочку таких же бланков, и чернила сразу стали хорошо ложиться. Но текст не получался. Я никак не мог сосредоточиться. Взгляд на часы подтвердил мне, что я уже опаздываю. Придется отложить это письмо на другой раз. Сунув в карман набросанные черновики, я поспешил по своим делам.
Здание, куда я направлялся, помещалось недалеко. На другой стороне площади. Банк «Кредит Свисс».
Снова после моего короткого разговора с клерком появился представительный чиновник. После первых же его вопросов я многозначительно оглянулся по сторонам, и он понял:
– Пройдемте наверх, в мой кабинет.
Мы поднялись на этаж.
– Так какую же сумму вы хотели бы положить в наш банк? – повторил чиновник стереотипный вопрос.
Я задумался:
– Какую сумму? Я могу сказать вам точно. Одну минуточку.
На стол ложатся черновики моих заметок в Ллойдовском банке, и я продолжаю подсчитывать доходы от моих последних торговых операций. Глаза чиновника приковываются к клише Ллойдовского банка. Я перехватываю его взгляд и понимаю, что попался. Выход один– смущенно улыбнуться и повести разговор начистоту.
– Что ж. Не буду от вас скрывать. У меня есть уже банк. Но я австриец. Мне предстоит длительная поездка по Европе. В таких случаях лучше отделять личные средства от коммерческих. Мне нужен банк для оплаты различных торговых сделок в европейских странах. Я решил обратиться к вам.
