— Не больше десяти минут, сударыня, — сказал доктор, — я рассчитываю на ваше благоразумие. — Он повернулся к Александре Евгеньевне. — Если я вдруг понадоблюсь вам, сударыня…
Он говорил с ней совсем другим тоном, полным искреннего сочувствия и неподдельного почтения, и Амалия не могла бы сказать, что ей это пришлось не по душе. Володя ответил за мать.
— Мы позовем вас, — проговорил он. Даже в простой фразе чувствовалось его волнение: интонация вышла неестественной, голос ломался, как у подростка. Бросив на прощание быстрый взгляд на гостью, доктор удалился.
— Вы можете сесть, госпожа баронесса, — сказала Александра Евгеньевна, кивая на свободный стул, на котором, очевидно, до прихода Амалии сидел Володя. — Простите, если я покажусь вам недостаточно светской или… — Она не окончила фразу и повернулась к сыну, лежащему на кровати. — Нам всем очень тяжело сейчас.
Из-за ширм донесся надсадный кашель кого-то из других пациентов, находящихся в той же палате, потом было слышно, как пришли врачи, старый и молодой, и стали обсуждать чью-то температуру, используя множество латинских выражений. Амалия села. В силу своей профессии она обладала умением видеть любую ситуацию со стороны и теперь размышляла, не кажется ли она сама здесь раздражающе неуместной — белокурая светская дама в светлом платье и элегантной шляпке, выглядевшая так, словно у нее никогда не было никаких хлопот. Но по глазам Коли, по тому, как он шевельнулся и пригладил торчавший из-под бинта на лбу светлый вихор, она поняла, что ее присутствие ему не неприятно.
— Доктор Лисенков сказал, зачем я хочу вас видеть? — спросила Амалия.
— Да, — ответил Коля. Он говорил тихо, и чувствовалось, что слова даются ему с трудом.
— Он сказал, — подал голос Володя, — что вы считаете, что моего брата столкнули с лестницы. Это правда?
— Да, но только ваш брат может подтвердить или опровергнуть мою гипотезу. — Амалия обратилась к Коле: — Вы помните, что было непосредственно перед тем, как вы упали?
— Помню, — прозвучал тихий ответ. — Меня ударили сзади, и я покатился по ступенькам.
Александра Евгеньевна встрепенулась.
— Но ты нам ничего не говорил! Коля, Коленька, как же так?..
— Я не был уверен. А теперь я уверен.
— Мне бы хотелось уточнить кое-какие подробности, — вмешалась Амалия. — С вашего позволения, давайте вернемся в гостиную Левашовых. Вы покинули ее…
— Ну да. — Коля порозовел. — Потому что… ну… мне надо было выйти.
Володя сделался мрачен и закусил губы. Он вспомнил, что сказал брату перед тем, как тот удалился, и теперь не мог себе этого простить.
— Где находится уборная? — спросила Амалия.
— На том же этаже, но надо пройти по коридору и мимо лестницы.
— Понятно. Вы кого-нибудь видели, когда шли туда? Вообще вам кто-нибудь попадался, когда вы вышли из гостиной?
— Я не помню… Кажется, нет.
— А потом, когда вы вышли из уборной?
— Я никого не видел.
Амалия повернулась к Володе.
— Вы подтверждаете, что никто не покидал гостиную после того, как ваш брат удалился?
— Подтверждаю, — мрачно ответил Володя.
— Хорошо. Вам придется рассказать мне, что вы помните, и постарайтесь ничего не упускать, — обратилась Амалия к Коле.
— Я шел обратно в гостиную и тут услышал разговор. Говорили два человека, которые находились этажом ниже. Я остановился…
— Почему?
Коля криво усмехнулся.
— Потому что заинтересовался. В разговоре упоминалось мое имя.
— Продолжайте, — попросила Амалия.
— Сначала я расслышал: «Скорее уж господин Шанин на него похож». Второй ответил: «Николай Палыч или Владимир Палыч?» — «Голова, — отозвался первый, — они же близнецы. Любой из них». — «Так бы и сказал, — промолвил второй, — а то тебя не поймешь. Но господа Шанины на Кирилла Степаныча совсем не похожи». Мне стало любопытно, что они имеют в виду. Конечно, это был кто-то из слуг… Я двинулся к лестнице, шагнул на верхнюю ступеньку… да, на верхнюю… и тут я почувствовал это.
— Толчок в спину?
— Да, госпожа баронесса. И я покатился по ступенькам. Что-то хрустело, но я только потом догадался, что это был треск моих ломающихся костей…
Александра Евгеньевна закрыла лицо руками и заплакала. Володя бросился ее успокаивать.
— Мама, пожалуйста, не плачьте… Мама, не надо!
— Кажется, я потерял сознание, — добавил Коля. — Я даже не мог позвать на помощь. Я очнулся, когда брат тряс меня. Как же он должен был меня ненавидеть, чтобы…
— Он? — переспросила озадаченная Амалия.
— Тот, кто меня толкнул. Я не о Володе, разумеется…
— Почему вы думаете, что вас толкнул мужчина?
— Толчок был очень сильный. Мне трудно представить, чтобы женщина могла…
Амалия задумалась. Александра Евгеньевна, тихо всхлипывая, утирала слезы платком, которому наверняка не раз пришлось послужить в последние дни. Володя тревожно переводил взгляд с брата на баронессу Корф. Чувствовалось, что ему о многом хочется спросить, но он помнил, что у гостьи только десять минут, и сдерживался.
— Я задам вам очень простой вопрос, над которым вы наверняка уже размышляли, — наконец промолвила Амалия. — Кто из людей, которые находились тогда в доме, мог желать вам зла?
— Боюсь, мой ответ будет еще проще: не знаю, — усмехнулся Коля, и на мгновение в его голосе мелькнули нотки былой задиристости. — Наверное, вы уже знаете, что мы немножко повздорили с поручиком, но он не выходил из гостиной. Правда, если бы он даже выходил, я бы решил, что это не он. Все-таки он офицер, а такие люди не станут сталкивать кого-то с лестницы.
— А я так вовсе не уверен, что он бы не сделал этого, если бы мог, — вмешался Володя.
— Но он не мог, так что спорить не о чем, — вернул брата на землю Коля.
— А если у него был сообщник? — быстро спросил брат.
— В доме Левашовых? Сообщник, который предвидел, что мне захочется выйти по нужде… простите, госпожа баронесса… А еще сообщник, конечно, знал, что я услышу странный разговор и двинусь к лестнице, так что меня можно будет столкнуть с нее. Да?
— Ты забываешь, что предвидение — как раз специальность Арсения Васильевича, — возразил Володя. — Что, если он говорит нам не все, что знает?
— А Оленька?
— Что — Оленька?
— Она ведь тоже видит сны. По-твоему, она тоже о чем-то умалчивает?
Володя почувствовал, что оказался в тупике, и, чтобы не признавать своего поражения, обратился к Амалии:
— Вообразите, госпожа баронесса, за то время, что мы находимся здесь, нас навещали только вы и Ларион…
