И почему люди тратят столько слов для объяснения простейшей ситуации, тысячи раз обыгранной в литературе и миллионы, если не миллиарды раз случавшейся в реальной жизни? Подумаешь, эка невидаль — шел мимо и узнал нечто, не предназначенное для его ушей…
— И что же сказала твоя жена? — спросил Ломов вслух.
— Я же говорю, она была не в себе. Она заявила Арсению, что он чужой, что ему нечего делать в этом доме и что лучше бы он убирался в свой полк. Когда я вошел, она как раз говорила ему, что предпочла бы увидеть в гробу его, а не Митеньку.
— Возможно, я отстал от жизни, — заметил Сергей Васильевич бесстрастно, потирая усы, — но почему-то ее слова не кажутся мне проявлением родственной любви.
Его язвительное замечание составляло такой контраст с простецким видом самого Ломова, что Базиль воззрился на бывшего друга детства с изумлением.
— Послушай, моя жена была неправа, но надо войти в ее положение…
— Нет, — отрезал Сергей Васильевич, — не надо. Хотел бы я знать, сколько раз до того она говорила пасынку, что он чужой и что ему лучше куда-нибудь убраться, — разумеется, тогда, когда ты не мог ее слышать. — Он прищурился. — Скажи-ка мне вот что: почему ты не попытался устроить своего сына получше? У тебя же есть связи…
— Да, но, во-первых, не все так просто…
— А во-вторых? Полагаю, твоя половина была против того, чтобы ты помогал Арсению?
— Варя вовсе не была против, — промолвил Базиль с некоторым раздражением. — Она только выразилась в том смысле, мол, на что это похоже… Арсений уже взрослый человек, сколько я буду ему протежировать?
— И ты отступил, — усмехнулся Ломов.
— Да нет же! Позже я поговорил с Арсением с глазу на глаз. Я сказал, что, если он не хочет служить в Виленском полку, мои друзья смогут выхлопотать для него хорошее место, поближе к столице. Но он отказался наотрез: мол, он сам хочет пробивать себе дорогу.
Ломов поискал взглядом человека, о котором они говорили. Арсений что-то втолковывал Оленьке, остальные же, судя по выражениям их лиц, пребывали в явном изумлении.
— Но этого не может быть! — горячился Арсений. — Я говорю вам, что видел точно такой же сон! Все, что вы только что тут описали… туман… дом, похожий на старинную усадьбу… калитка с монстром… А в доме… в доме была…
— Женщина, — прошептала Оленька, глядя на него расширившимися от страха глазами. — Я подумала, что она живая, но потом я поняла, что она мертвая… И тут я в ужасе проснулась.
— Я тоже проснулся, — кивнул Арсений. — Но мне показалось… мне показалось…
— Могу я узнать, что происходит? — Базиль решил, что настало время вмешаться.
— Оленька рассказывала нам сон, который ее напугал, — объяснила Машенька, поворачиваясь к отцу. — Представь себе наше удивление, когда Арсений заявил, что ему приснилось то же самое!
— И не только то же самое, — добавил Арсений, — но и в одну и ту же ночь! Вот что самое удивительное…
Хозяин дома был человек неглупый, немало повидавший на своем веку, но тут он с некоторым беспокойством ощутил, что весь его житейский опыт оказался бессилен, и Базиль остался без опоры, которая раньше его не подводила. Он не мог понять, как себя вести и что вообще говорить в подобном случае.
— Никогда не думала, что такое может произойти, — заметила Лиза, переводя взгляд с взволнованного Арсения на не менее взволнованную сестру.
— Уж не хотите ли вы уверить нас, что два человека могут видеть один и тот же сон? — громко спросила со своего места Елена Ивановна. — По-моему, это просто невозможно!
— Поверьте, я и сам в полном недоумении, — пробормотал молодой человек, разводя руками. — Мне действительно приснился этой ночью кошмар, и до рассвета я не мог уснуть… Но я никому не рассказывал о нем! Слово офицера!
— Арсений действительно ничего нам не говорил, — заметила Варвара Дмитриевна своим высоким неприятным голосом. — Правда, Базиль?
Хозяин дома растерянно подтвердил, что слышит о сне впервые.
— Странно, — заметил Павел Иванович, ни к кому конкретно не обращаясь. — Очень странно!
— Ларион, а что говорит по этому поводу наука? — спросил кто-то из близнецов.
— В самом деле! — поддержал его брат.
— Вы меня спрашиваете? — изумился молодой человек. — Но… господа, право, я не знаю…
— Вы нас разыгрываете, — решительно объявила Наталья Андреевна, обращаясь к Арсению, но главным образом все же к дочери. Оленька покраснела.
— Мама! Как ты можешь так думать?
— В самом деле, нехорошо подозревать без доказательств, — вмешался Кирилл Степанович. Он повернулся к дочери. — Ты сегодня была такая нервная, потому что увидела ночью этот глупый сон?
— Он вовсе не глупый, — призналась Оленька, ежась. — Он… он был очень страшный. Я то ли плыла, то ли шла сквозь туман… А он был…
— Как молоко, — подал голос Арсений. — Очень плотный. Потом я понял, что нахожусь возле заброшенной усадьбы. Ну, вы понимаете, как это бывает во сне… ты перемещаешься очень быстро. Передо мной возникла калитка. Железная, с прутьями…
— А на калитке был изображен монстр, — подхватила Оленька. — Может быть, он даже был живой — не знаю. Я быстро пробежала в сад…
— Что за монстр? — спросили близнецы хором. Но почему-то никто даже не улыбнулся.
Оленька стала руками чертить в воздухе непонятные фигуры.
— Вот такой… Страшный! С пастью… И из пасти торчал язык.
Павел Иванович хотел саркастически улыбнуться, но девушка говорила так серьезно, что он, заразившись всеобщим настроем, поежился. Его жена, которая за весь ужин не проронила и десятка фраз, смотрела на говорящую во все глаза.
— Во сне я испытал облегчение, что мне удалось уйти от монстра и не попасться, — сказал Арсений. — И я переместился в дом.
— Он не походил ни на один из тех домов, которые я знаю, — сказала Оленька.
Арсений кивнул.
— Да. Это был совершенно незнакомый дом. Во сне я решил, что он пуст. А потом я увидел мертвую женщину. Мне показалось, что на ней что-то вроде подвенечного платья, но тут я не вполне уверен…
— Она лежала на полу, — прошептала Оленька дрожащими губами. — Я хотела увидеть ее лицо, но тут мне стало так страшно, что я проснулась… И потом уже не смогла уснуть.
Со своего места Ломов видел бледное, напряженное лицо тетушки. Она сидела очень прямо, стиснув руки и вся обратившись в слух. Ему хотелось сказать что-нибудь веское, чтобы успокоить ее, но он, что с ним бывало крайне редко, находился в затруднении, хоть и не показывал виду.
— Дети, — промолвила Елена Ивановна своим сочным голосом, который, однако, чуть-чуть подрагивал, — не обижайтесь, но мне кажется, что на ночь вы начитались каких-нибудь страшных сказок.
