— Как он? — спросила Анфиса после того, как первое удивление улеглось. — Здоров?
— Вполне, — улыбнулась Рита. — Живет в Санкт-Петербурге, работает по специальности.
— То есть он музыкант?
— Да.
— Надо же… Мне всегда казалось, что сестра с мужем зря потворствуют Стасу в том, что не может стать его профессией, которой зарабатывают на жизнь! Видимо, я ошибалась… И это не единственная моя ошибка.
В голосе Анфисы прозвучала горечь, и Рита поняла, что она имеет в виду собственных сыновей.
— Я с трудом вас нашла, — заметила Рита.
— Еще бы! — криво усмехнулась пожилая женщина. — Думала ли я, что на старости лет загремлю в такое место?
Она обвела взглядом окружающую их обстановку. Заведение не из худших, но отчаянно нуждается в ремонте, да и мебель старая, советских времен. Видно, что за ней ухаживают и пытаются обновлять, но ничто в этом мире не вечно.
— Наверное, это мне за мои грехи, — продолжала Анфиса, пока Рита соображала, что ответить на ее реплику. — Недаром говорится, что мы рано или поздно за все расплачиваемся…
— Простите, о каких грехах вы говорите?
— Я очень виновата перед Стасиком… и перед сестрой тоже. Я не поддержала ее в трудную минуту и вот теперь сама оказалась в положении, когда мне отказали в поддержке. Что ж, за все нужно отвечать!
— И все-таки я не понимаю…
— Конечно, не понимаете! Когда сын Оленьки погиб, я как могла старалась ей помочь, но что можно сделать в такой ситуации? Да и жили мы, как говорится, не в ближнем краю…
— Погодите, Анфиса Петровна, какой сын — разве у вашей сестры были дети, кроме Стаса?
Пожилая женщина внимательно глядела на Риту, молча теребя край льняной юбки.
— Вы, похоже, ничего не знаете, да?
— Должна признаться, мне известно лишь то, что рассказывал Стас, — честно ответила Рита. Зачем врать, если необходимо выяснить у Мазуркевич как можно больше: кто знает, что из добытой информации окажется полезным? Анфиса тяжело вздохнула и на некоторое время погрузилась в молчание. Рита надеялась, что она раздумывает не над тем, говорить или нет, а прикидывает, как начать. Она не ошиблась.
— Видите ли, — произнесла наконец тетка Стаса, — у Оли и Дениса была отличная семья. Я, откровенно признаюсь, завидовала им. Мой муж дал мне все, чего только можно было пожелать по тем временам, ведь он имел хорошую работу, высокую должность, но между нами никогда не было той теплоты и доверительности, какие присутствовали в их взаимоотношениях. Когда родился Илюша, Оля и Денис стали абсолютно счастливой парой. Они хотели еще детей, но моя сестра перенесла серьезную операцию и, к сожалению, не смогла больше рожать. Всю свою любовь они отдавали Илюше. Он рос хорошим, добрым мальчиком, но совершенно не артистичным. Слухом музыкальным он обладал, но не более — как Оля ни старалась, ей не удалось развить в нем даже мало-мальского таланта: у Илюши напрочь отсутствовали способности к музыке. Зато он отличался логическим складом ума и со временем стал проявлять интерес к математике и физике. Неудивительно, что по окончании школы Илья поступил на физико-математический факультет Московского университета.
— Московского? — удивилась Рита. — Разве в Волгограде не нашлось подходящего учебного заведения?
— Почему — в Волгограде? Мы с Олей родились и выросли в Москве, как и Денис, и большую часть жизни они прожили там. А в Волгограде они оказались… Но давайте по порядку, хорошо? Короче, Илюша окончил университет, нашел хорошее место и собирался жениться на приятной девушке. Но за месяц до счастливого события произошла трагедия. Они с невестой и приятелями отправились купаться на водохранилище, и Илюша утонул.
— Господи боже мой! — прикрыла рот рукой Рита. — Как же так получилось?!
— Он нырял с друзьями с крутого берега, не зная, что на дне лежит дерево. Откуда оно только взялось там — может, течением принесло? Илюша угодил головой аккурат на этот здоровенный ствол, и из воды друзья достали его уже мертвым. Для Оленьки с Денисом это стало невосполнимой утратой. Она почернела от горя, а Денис — он поседел за один день. Был цветущим, здоровым мужчиной средних лет, а тут в мгновение ока превратился в старика! Мы с мужем приехали на похороны, а потом он вернулся сюда, а я осталась, так как хотела помочь сестре. Но ничто не могло ее утешить: Оля считала, что жизнь кончена и ей остается только дожидаться смерти. Чего я только не говорила, чего не делала — все без толку, Оля оставалась глуха к любым увещеваниям. Прошел год, другой, но ничего не менялось: моя сестра стала похожа на автомат, выполнявший повседневные дела, ходящий на работу, но ни в чем, что она делала, не было души. И вот дернул же меня черт предложить ей… такое!
— Что предложить? — навострилась Рита.
— Я понимала, что они с Денисом уже не смогут стать родителями собственного ребенка, но я подумала, что усыновление — неплохой выход из положения. Понимаете, я боялась не только за душевное здоровье, но и за жизнь сестры!
— Конечно, я понимаю, — сочувственно кивнула Рита. — Это и в самом деле хорошая мысль…
— Вы даже не представляете, сколько раз после этого я проклинала себя за то, что высказала ее вслух!
— Почему?
— Да потому… Удивительно, но Оля — впервые за все время, что я с ней билась! — меня услышала. Она ухватилась за идею обеими руками, и я даже испугалась, ведь Денис поначалу воспринял ее в штыки. Но со временем Оле удалось убедить и его.
Анфиса прервалась и устремила задумчивый взгляд на обшарпанную стену, на которой сиротливо висела репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», упрямо именуемое в народе «Три медведя». Вновь она заговорила не скоро, и Рита уже начала бояться, что это никогда не произойдет, однако не решалась первой прервать молчание.
— Они объездили все детские дома в Москве, — сказала Анфиса наконец. — Потом перешли на область — Денису никто не нравился, а Оля, кажется, готова была взять любого мальчика — так ей не терпелось заполучить сына. И вот в одном из приютов они нашли того, кого искали.
— Стаса?
Анфиса кивнула.
— Денис его выбрал. Оленька не представляла, что сердце ее мужа способно потянуться к кому-то, помимо Илюши, но он заметил маленького белобрысого мальчика, который почему-то играл отдельно от других детей. Оля сказала, что его было практически невозможно заметить в игровой комнате, потому что он сидел в дальнем углу со старым плюшевым медведем — единственной игрушкой, на которую не претендовал больше никто в группе. Стасик сидел на корточках и странно покачивался, глядя в окно, как узник, смотрящий на волю.
— Странное сравнение! — заметила Рита.
— Верно, — согласилась Анфиса, — но это Олины слова. Денис подошел к нему и сел рядом. Парнишка не обратил на незнакомца ни малейшего внимания. Казалось, его интересовали лишь две вещи на свете — медведь и окно. И Оля сразу поняла, что они нашли сына. Стасик в детстве выглядел, словно ангелочек: у него были такие длинные белокурые волосы, как у девочки, длиннющие ресницы и огромные серые глаза. Он напоминал немецкую фарфоровую куклу. Когда я впервые увидела его снимок, который прислала сестра, я подумала, что таких детей не бывает в природе, они — порождение рекламной индустрии, отретушированной и отутюженной до полного совершенства! Простите, а у вас случайно нет какой-нибудь недавней фотографии Стасика? — спросила вдруг Анфиса, с надеждой глядя на Риту.
