Рита почувствовала, что густо краснеет под насмешливо-доброжелательным взглядом Стаса. Она ненавидела эту свою особенность — ну почему ей никогда не удается скрыть смущение?! Взяв протянутую салфетку, Рита размашисто поставила свою подпись и вернула девушке, но та уходить не спешила.
— А это — ваш брат? — поинтересовалась она, с любопытством глядя на Стаса. — Михаил, да?
Черт, она и про Мишку знает?
— Нет, — покачала головой Рита. — Это не он.
— Вы тоже какая-нибудь знаменитость? — не унималась цыпочка. — Актер или…
— Нет, что вы, я фрезеровщик, — быстро ответил Бессонов.
— Кто-кто?
— Слесарь он, на заводе работает, — давясь от сдерживаемого смеха, пояснила Рита: вообще-то, учась на юридическом факультете, неплохо бы иметь кругозор пошире!
— Ну да, как же! — недоверчиво сморщила носик девица и отошла, оглядываясь через плечо.
Рита протянула руки через стол и взяла ладони Стаса в свои.
— Гляди, даже она не поверила: ты грабки-то свои видел, «фрезеровщик»?
У него были крупные кисти с тонкими, длинными пальцами пианиста и коротко подстриженными аккуратными ногтями.
— Ты лучше туда посмотри, — ткнул он пальцем в витрину. Белые ночи заканчивались. В витрине, похожей на размытое зеркало, отражались они со Стасом. Рита вдруг поняла, что назойливая незнакомка не так уж не права: они действительно могли бы быть братом и сестрой! Похожие черты лица на скуластых треугольных лицах, длинные волосы почти одного цвета, четкий рисунок губ… Только глаза, хоть и были серыми у обоих, имели разные оттенки — у Риты уходили в голубой, а у Стаса — в зеленый цвет.
— Чудны дела твои, господи! — пробормотала Рита, не отрывая взгляда от стекла.
Мельком взглянув на висящие в коридоре часы, Рита увидела, что уже начало второго.
— Ты голодная?
От неожиданности она едва не опрокинулась носом вперед, так как в этот самый момент снимала туфлю.
— Господи, мама, ты меня напугала!
Наталья Ильинична стояла в дверях своей комнаты в ночной рубашке и накинутом поверх нее шелковом пеньюаре. В таком наряде мать выглядела хрупкой и до странности юной.
— Я думала, ты спишь, — добавила Рита, надевая тапки.
— Ты же знаешь, я не могу лечь, пока тебя нет.
— Ма, мне почти тридцать, а ты ведешь себя так, как будто я учусь в шестом классе! Когда я жила с Игорем…
— Правильно, — перебила мать, — если ты живешь отдельно, то твоя жизнь — его ответственность. В противном случае за тебя отвечаю я… Кстати, об Игоре: он заезжал с документами, но не застал тебя.
— Надо что-то подписать?
Отцовский «Гелиос» принадлежал им в равных долях. Рита не участвовала в жизни театра, но ей приходилось время от времени ставить подпись на финансовых и других документах, не касающихся творческой стороны дела.
— Видимо, да, — ответила Наталья Ильинична. — Ты что, выпивала? А потом — за руль?
— Я приехала на такси, не волнуйся. Заеду к Байрамову завтра… Ты что-то говорила о еде?
Они со Стасом просидели в ресторане часа три, за это время выпив полбутылки коньяка и закусив креветками. Выяснилось, что коньяк обладает свойством вызывать зверский голод. При жизни Григория Сергеевича никому бы и в голову не пришло трапезничать в такой час: глава семейства строго следил за формой жены и детей и ни за что не позволил бы отправить в рот ни куска пищи после шести вечера. В обычное время Рита не стала бы нарушать установленный покойным Синявским «закон», однако сегодня она чувствовала, что не уснет на голодный желудок.
— Заяц, я давно хочу с тобой поговорить, — сказала Наталья Ильинична, наполняя тарелку ароматным борщом.
— Ой, мам, даже не начинай! — взмолилась Рита, предвидя, о чем пойдет речь.
— Нет уж, позволь мне высказаться!
Мать редко проявляла упорство — в этом, видимо, и заключался секрет долговечности их с отцом брака. Любая другая, не выдержав тяжелого характера Синявского, давно бы сбежала.
— Ну хорошо, — вздохнула Рита, закатывая глаза, — выкладывай!
Поставив тарелку перед дочерью, Наталья Ильинична уселась напротив.
— Сколько это еще будет продолжаться? — спросила она, подперев рукой подбородок и испытующе глядя на Риту.
— Ты о чем?
— Ой, детка, ты отлично знаешь! Как долго ты намерена жить у меня?
— Я тебе мешаю, мама?
— Что за глупости! Я радовалась, когда вы оба здесь жили, ты и Игорь, но когда вы переехали, я была счастлива, что вы вместе. Вам многое пришлось преодолеть, чтобы вновь сойтись — неужели ты все разрушишь?
— Я?! — возмутилась Рита, едва не поперхнувшись супом. — Это я-то все разрушаю? Если помнишь, именно Байрамов…
— Да-да, Игорь изменил! — перебила мать. — Один раз, перебрав алкоголя.
— Ты в курсе, что в суде опьянение считается отягчающим, а не смягчающим обстоятельством?
— Мы же не в суде, дочь, — вздохнула Наталья Ильинична. — Решается твоя жизнь!
— Давай-ка я напомню тебе, как было дело, идет? Я не ожидала, что Байрамов готовит сюрприз на годовщину, а потому задержалась в офисе — между прочим, помогала женщине, оказавшейся в безвыходной ситуации! Ему стало тоскливо, он отправился в бар, где его «сняла» его же собственная балерина.
— Одна-единственная ночь! — напомнила Наталья Ильинична. — Твой отец изменял мне, но я понимала, что творческому человеку свойственны метания в личной жизни. У твоего папы было много качеств, за которые я его любила, а его слабости… Что ж, у кого их нет? Неужели ты не в состоянии простить Игорю прошлые дела?
— Ну как ты не понимаешь, ма! — в отчаянии всплеснула руками Рита. — Дело не в том, что я не могу простить прошлое, а в том, что я не верю в наше с ним будущее! Не верю, что могу на него положиться… Добрая половина его балерин откровенно хотят его — я уж не говорю о поклонницах, которые каждодневно желают мне смерти от проказы! Сумеет ли Байрамов удержаться, а если да, то насколько его хватит?
— Так нельзя, милая. — Мать сочувственно погладила дочь по руке, сжимающей ложку. — Если думать о таком, тогда действительно нужно разводиться! Но вы с Игорем — прекрасная пара. Так считают все, за исключением нескольких истеричек, от которых в первую очередь страдает сам Игорь, ведь с бешеными поклонницами справляться нелегко. У тебя уравновешенный, сильный характер, и только ты способна укротить его темперамент и уберечь от ошибок!
— Мама, а почему я всегда должна служить громоотводом? Думаешь, мне не хочется прислониться к сильному плечу, спрятаться, почувствовать себя защищенной?
Слабая улыбка заиграла на губах Натальи Ильиничны.
— Уверена, что хочется, дочь, — кивнула она. — Но у тебя иная судьба, потому что совершенно другой характер. Тебя не нужно защищать — ты и сама справишься, и других спасешь!
