И теперь я видела, что Садовник изо всех сил пытался выглядеть расслабленным. Но у него не получалось.
– Я никому не собираюсь об этом рассказывать.
В этом все дело. Теперь он действительно расслабился, хоть не полностью. Если его не одолевало желание, он был на удивление сдержанным человеком.
– Мы не знаем про них… и они не знают про нас, ведь так?
– Именно так, – прошептал Садовник. – Некоторые вещи… – Он так и не закончил эту мысль, по крайней мере вслух. – Я не хочу причинять боль Элеоноре.
Я не знала его имени, но теперь знала имя его жены.
– А ваш сын?
– Десмонд? – На мгновение мне показалось, что он удивился. Потом покачал головой. – Десмонд совсем не такой как Эвери.
Единственной моей мыслью было: «Слава богу».
Он убрал с коленей голову девушки и уложил на кровать, после чего протянул мне руку.
– Я бы хотел задать тебе один вопрос, если ты не против.
Я не понимала, зачем было вставать, чтобы задать вопрос, но послушно отложила книгу и взяла его за руку. Девушка не проснулась бы до самого утра, так что не было необходимости сидеть у кровати. Садовник повел меня по коридору, при этом касался каждой витрины, мимо которой мы проходили. При желании я могла попросить его назвать всех по именам, и он бы всех назвал. Каждое имя, каждую Бабочку – он знал и помнил всех.
Но у меня не было желания.
Я решила, что он отведет меня в мою комнату, но в последний момент мы свернули в пещеру за водопадом. В пещере было темно, только луна светила сквозь стеклянную крышу, и ее преломленный свет пробивался сквозь водяную завесу.
И мигающий глазок камеры.
Мы молча стояли в темноте и слушали, как журчит и разбивается об искусственные скалы вода. Пия, которая попала в Сад примерно на год раньше меня, говорила, что трубы на дне пруда поддерживали постоянный уровень воды и откачивали ее, а по другой трубе вода поднималась на вершину скалы и собиралась в небольшой резервуар, который питал водопад. Возможно, она была права. Я не умела плавать, поэтому никогда не ныряла и не пыталась это проверить. Пия любила во всем копаться и разбираться, как это работает. Когда Йоханна оказалась за стеклом, Пия отправилась к пруду и сообщила, что теперь вдоль берега установлены сенсоры.
– Я думал, что приводит тебя сюда, – проговорил Садовник через некоторое время. – С вершиной скалы еще можно понять – там свободно, открытое пространство и высота дают тебе чувство безопасности. Но здесь… что дает тебе эта пещера?
Возможность говорить все, что вздумается, и не бояться наказания, потому что шум водопада заглушает слова и в микрофоны ничего не слышно.
Но он хотел услышать что-то личное, более значимое, поскольку считал, что я всему придаю значение. Пришлось с минуту подумать над ответом, который устроил бы его и был близок к правде.
– Здесь нет иллюзий, – сказала я наконец. – Кругом все растет и зеленеет, но в конечном счете умрет и истлеет. А здесь – просто камень и вода.
Здесь мы с девушками сидели наедине, и легко было представить, что не было никаких Бабочек. У тех, кто выслуживался, крылья на лицах были как карнавальные маски, но в полумраке пещеры легко было представить, что это лишь тень так причудливо падает на них. Мы распускали волосы, прислонялись к каменным стенам, и не было никаких Бабочек. Пусть и продолжалось это недолго.
Так что иллюзия, возможно, и была. Но это была наша иллюзия, не созданная им для нас.
Он выпустил мою руку и, вынимая шпильки из прически, распустил мне волосы. Они рассыпались у меня по спине и закрыли крылья. Садовник еще никогда этого не делал – если только расчесывал нас. Но он оставил все как есть и спрятал шпильки в карман.
– Ты совсем не похожа на остальных, – сказало он.
Не совсем так. Я была темпераментна, как Блисс, но контролировала себя. Была нетерпелива, как Лионетта, и не пыталась скрыть это. Я читала как Зара, бегала как Гленис, танцевала как Равенна и заплетала волосы как Хейли. Я во многом была похожа на других, не доставало только простодушия Эвиты.
Единственное, что действительно отличало меня от других, – я никогда не плакала.
Не могла.
Чертова карусель.
– Ты пишешь списки нужных тебе книг, но ничего не просишь открыто. Помогаешь другим, выслушиваешь их и утешаешь, хранишь их секреты. И, по всей видимости, мои. Но ни с кем не поделилась своими секретами.
– Секреты для меня как старые друзья. Если я поделюсь ими, получится, что я предам их.
Его тихий смех эхом разнесся по пещере, пока его не заглушил водопад.
– Я не прошу делиться ими, Майя. Твоя прежняя жизнь принадлежит тебе.
* * *
Она бросает на Эддисона многозначительный взгляд, и Виктор не в силах сдержать смех.
– Я не собираюсь просить прощения, – категорично заявляет Брэндон. – Это моя работа, и нам необходимо знать правду, чтобы собрать против Садовника веские улики. Врачи почти уверены, что он выживет и сможет предстать перед судом.
– Жаль.
– Свершится правосудие.
– Да, в некотором смысле.
– В некотором? Это…
– «Правосудие» изменит что-нибудь из того, что он сотворил? То, через что нам пришлось пройти? Оно вернет к жизни девушек под стеклом?
– Нет, зато впредь этого не повторится.
– Смерть в этом плане ничуть не хуже. Зато без сенсаций и лишних затрат.
– Вернемся к водопаду, – Виктор опережает возражения Эддисона.
– Зануда, – ворчит Инара.
* * *
– Можешь попросить меня о чем-нибудь, Майя.
В глазах его читался вызов, смягченный голосом. Он ждал, что я попрошу чего-то невозможного, вроде свободы. Или захочу стать еще одной Лоррейн, чтобы иметь возможность покидать Сад и не обретать при этом свободы.
Я была не настолько глупа. И прекрасно понимала, что не имеет смысла просить о вещах, которых я все равно не получу.
– Можно убрать отсюда камеру? – спросила я быстро и заметила удивление на его лице. – И микрофоны?
– Это всё?
– Нам бы не помешало такое место, где можно побыть действительно наедине, – я пожала плечами, и странно было чувствовать, как волосы при этом скользнули по лопаткам. – Вы видите нас всюду, куда бы мы ни пошли. Можете даже в туалете за нами наблюдать, если захотите. Было бы замечательно иметь такое место, где нет ни одной камеры. Это полезно для психического здоровья.
Он долго смотрел на меня, прежде чем ответить.
– И это всем вам пойдет на пользу?
– Да.
– Я хотел, чтобы ты попросила что-то для себя, а ты просишь о том, что пойдет на пользу всем вам.
