Инара оживляется.
– За пьянство и беспорядки? Или распутные действия?
– Нанесение увечий.
– Вик…
Но Виктор не дает ему договорить.
– На территории колледжа произошло несколько изнасилований, но администрация и местная полиция провалили расследование. Возможно, намеренно, поскольку подозреваемым был сын начальника полиции. Обвинение так и не выдвинули, руководство колледжа не применило дисциплинарных мер.
– Тогда Эддисон сам выследил парня.
Они оба кивают.
– Линчеватель, – Инара вновь откидывается на спинку, на лице у нее задумчивое выражение. – Разочаровавшись в правосудии, добиваешься его сам.
– Много лет прошло с тех пор, – бормочет Эддисон.
– В самом деле?
– Я уважаю законы. Может, они не идеальны, но это законы, и ничего с этим не поделаешь. Без правосудия не будет порядка и надежды.
Виктор видит, что Инара внимательно слушает и обдумывает его слова.
– Мне по душе ваши мысли о правосудии, – говорит она после некоторых раздумий. – Хотя не уверена, что таковое существует.
– Существует, – отвечает Эддисон и стучит пальцем по столу. – Это тоже часть правосудия. И сейчас мы добиваемся правды.
Она улыбается.
И пожимает плечами.
* * *
Мы долгое время просидели в тишине, и он все больше нервничал, ерзая на камне и потея рядом с нагретой солнцем стеклянной крышей. Я не обращала на него особого внимания, пока он не кашлянул, готовый прервать молчание. Тогда я заложила пальцем книгу и взглянула на него.
Десмонд отшатнулся.
– Ты, хм… ты ведь всегда прямолинейна?
– По-твоему, это плохо?
– Нет, – ответил он медленно, словно не был уверен. Потом сделал глубокий вдох и закрыл глаза. – Из всего, что отец мне рассказывает, – много ли в этом правды?
Это заставило меня оглядеться в поисках закладки. Я вложила ее между страницами и отложила книгу на камень.
– А с чего ты решил, что должно быть иначе?
– Он слишком старается. Ну и… все эти разговоры про секретность. Когда я был маленьким, он привел меня в свой кабинет, все показал и объяснил, что у него много работы, и мне не следует заходить туда и отвлекать его. Он показал мне. Чего не скажешь про этот сад. И я понял, что здесь все иначе.
Я развернулась к нему, скрестив ноги, и поправила юбку, прикрыла что следовало.
– В каком смысле, иначе?
Десмонд тоже повернулся, и наши колени едва не соприкоснулись.
– Он действительно подобрал вас с улицы?
– Тебе не кажется, что лучше спросить у него самого?
– Я бы предпочел спросить у тех, кто скажет мне правду.
– И ты решил, что я одна из них?
– А почему бы и нет? Ты всегда прямолинейна.
Я невольно улыбнулась.
– Прямолинейна не значит откровенна. Может, я отвечу прямо, и в этом не будет ни слова правды.
– То есть ты солгала бы мне?
– То есть спроси у своего отца.
– Майя, что здесь происходит на самом деле?
– Десмонд, если б ты решил, что твой отец делает что-то неприемлемое, как бы ты поступил?
Догадывался ли он, насколько важным был его ответ?
– Я бы… ну… – Парень мотнул головой, провел рукой по длинным волосам. – Думаю, это зависело бы от того, что именно он делает.
– И как, по-твоему, что он делает?
– Помимо того, что обманывает мою мать?
В точку.
Десмонд снова глубоко вздохнул.
– Думаю, он приходит сюда ради секса.
– А если и так?
– Тогда он изменяет моей матери.
– И это забота твоей матери, а не твоя.
– Он мой отец.
– Но не супруг.
– Почему ты не ответишь прямо?
– Почем ты спрашиваешь меня, а не его?
– Потому что не уверен, что его словам можно верить.
Десмонд покраснел, словно стыдился, что ставит под сомнение слова своего отца.
– И ты решил, что мне можно верить?
– Другие же верят.
Он широким жестом обвел Сад и тех девушек, которым разрешалось выходить из комнат в его присутствии.
Но другие – с крыльями на лицах, которые выслуживались в надежде обрести свободу – оставались взаперти. За стенами оставались и те, кто любил поплакать, или часто впадал в уныние, или – за исключением Блисс – отличался стервозным характером. И за стенами оставались десятки девушек под стеклами и пустые витрины, которых уже не хватало на наше поколение Бабочек. И никто не знал, что собирался делать Садовник, когда закончатся места.
– Ты не один из нас, – заявила я. – И никогда не станешь одним из нас, просто потому что ты – это ты.
– Я какой-то особенный?
– Даже не представляешь насколько. Они доверяют мне, поскольку я доказала, что мне можно доверять. Не вижу смысла доказывать это тебе.
– Как, по-твоему, он отреагирует, если я спрошу у него?
– Не знаю. Вот он как раз поднимается к нам. Буду признательна, если не станешь спрашивать при мне.
– Не так просто спрашивать его о чем-то, – пробормотал Десмонд.
Действительно, нам это давалось непросто, по понятным причинам. Но со стороны его сына… думаю, это была трусость.
Садовник подошел и встал над нами с улыбкой.
– Ну как, поладили?
– Да, Майя очень приятный собеседник.
– Рад слышать, – он поднял руку, хотел коснуться меня, но в последний момент продолжил движение и почесал подбородок. – Нам пора, Десмонд, мама ждет к обеду. Майя, я проведаю тебя позже.
– Хорошо.
Десмонд поднялся и… поцеловал мне руку.
– Спасибо тебе за компанию.
– Взаимно, – ответила я.
Я смотрела, как отец с сыном идут через Сад. Вскоре они с Элеонорой и Эвери соберутся за обедом, как самая обычная семья, будут непринужденно болтать, невзирая на ложь, туманом нависшую над столом…
Через несколько минут ко мне поднялась Блисс.
– Ну и придурок, – проворчала она.
– Возможно.
– Он позвонит в полицию?
– Нет, – ответила я неохотно, – не думаю.
– Точно придурок.
Иногда с Блисс трудно было спорить, как в тот раз.
Но иногда и от придурков бывает польза.
