– Ты что делаешь? – спросила я.
Сирват даже не взглянула на меня. Ее каштановые волосы слиплись от грязи.
– Существует масса способов убить себя водой, не обязательно тонуть. Переизбыток жидкости так же смертелен, как и обезвоживание.
Я посмотрела на Лионетту, совершенно сбитую с толку.
– У нее в самом деле склонности к суициду?
– Не думаю.
Нет, таких склонностей у нее не наблюдалось. Как правило. В этом была наша Сирват. Она показывала цветы, которыми можно было отравиться, но сама их не ела. Она знала тысячу способов, как убить себя, – и ее завораживали девушки под стеклом. Мы этого не понимали и не желали понять. Сирват любовалась ими наравне с Садовником.
Сирват была белой вороной, и я, честно говоря, редко проводила с ней время. Она, казалось, даже не замечала этого, а уж о том, чтобы обижаться, и речи не шло.
Но, как правило, мы хорошо знали друг друга. Хоть и не рассказывали о своей прежней жизни, мы были близки. Так или иначе, мы были Бабочками, и в этом состояла непреложная истина.
* * *
– И вы оплакивали друг друга. – Это не вопрос, скорее утверждение.
Инара кривит губы. Нет, она не улыбается – это даже не усмешка. Просто ей необходимо как-то отреагировать.
– Постоянно. Мы не ждали, пока кто-нибудь окажется под стеклом. Мы оплакивали друг друга каждый день, потому что каждый новый день приближал нас к смерти.
– Десмонд сблизился с кем-то еще?
– Да – и нет. Со временем. Это… – Она медлит, несколько раз переводит взгляд с Виктора на свои обожженные руки, потом вздыхает и прячет их под стол, положив на колени. – Вы же знаете, все не так просто.
Хановериан кивает.
– Что на этот счет думал его отец?
* * *
Мы пока не видели Симону, так как стены в коридорах по-прежнему были опущены. На следующий день после ее смерти Садовник привел меня в свою комнату, на ужин. Я не спрашивала прямо, но, скорее всего, я была единственной, кого он приглашал к себе. Думаю, он пытался угодить мне, но у меня такие приглашения вызывали только тревогу. Мы непринужденно беседовали, и Садовник ни разу не упомянул о Симоне. Я тоже не заговаривала о ней, поскольку не хотела знать худшего. Единственное, что оставалось для нас тайной, это как он убивал нас.
Когда с десертом было покончено, Садовник предложил мне выпить шампанского и расслабиться, а сам принялся убирать со стола. Я устроилась в кресле, подняла подножку и поправила длинную юбку, так что она закрыла ноги почти до щиколоток. В этом платье я могла предстать на какой-нибудь церемонии награждения. Поразительно, сколько денег он тратил на свой Сад и наше содержание. Был включен старомодный проигрыватель, и звучала какая-то классика. Я закрыла глаза и откинулась на мягкую спинку.
Толстый ковер приглушал шаги, но я услышала, как вернулся Садовник. Некоторое время он стоял надо мной и просто смотрел. Я знала, что ему нравилось смотреть на нас, когда мы спали. Но в тот раз я не спала, и мне было не по себе.
– Десмонд разозлил тебя позапрошлой ночью?
Я резко открыла глаза, и он воспринял это как приглашение и сел на подлокотник.
– Разозлил?
– Я просматривал записи и видел, как ты оттолкнула его. Десмонд последовал за тобой в пещеру, а там нет камер. Он разозлил тебя? Или обидел?
– Нет.
– Майя.
Я заставила себя улыбнуться – то ли для него, то ли мне самой так захотелось, не знаю.
– Я рассердилась, это правда. Но прежде, чем пришел Десмонд. У меня был приступ паники. Со мной такого еще не бывало; я не знала, что делать, и поначалу неверно истолковала его появление. Он мне помог.
– У тебя был приступ?
– Впервые за полтора года. Думаю, для беспокойства нет повода. Вам так не кажется?
Он улыбнулся в ответ, тепло и искренне.
– И Десмонд помог тебе?
– Да. И сидел со мной, пока я не успокоилась.
Десмонд провел со мной всю ночь, даже когда поднялись две отдельные секции стен и его отец прошел по коридору с плачущей Симоной. Иногда, прежде чем убить девушку, Садовник брал ее напоследок. И, думаю, предпочитал делать это в ее комнате, а не в этих секретных помещениях. Дес просидел со мной до утра. Когда двери поднялись, девушки разбрелись по Саду, чтобы вместе оплакать утрату. Десмонд не понимал их – он не знал, что Симона мертва или скоро умрет. Наверное, он думал, что ее прогнали или повели на аборт.
– Десмонда бывает сложно понять.
– Другими словами, вам непонятно, как он отреагировал на нас.
Садовник рассмеялся и кивнул. Потом перебрался ко мне в кресло, одной рукой обнял за плечи и привлек к себе, чтобы я положила голову ему на грудь. Все выглядело так, словно мы, как два самых обыкновенных человека, сидим в кресле и смотрим фильм.
Но, будь мы обыкновенными людьми, у меня по спине не пробегали бы мурашки.
С Тофером у меня такого ощущения никогда не возникало. Или когда мы валялись на диване у Джейсона или Кегса, или еще у какого-нибудь парня с работы. Близость с Садовником была такой же иллюзией, как крылья, нарисованные у нас на спинах. Все казалось противоестественным.
– Он не очень-то охотно говорит со мной об этом.
– Если учесть, что мы тут вроде гарема, было бы странно, если б молодой человек спокойно обсуждал это с собственным отцом. Если у родителей и спрашивают совета, то, как правило, речь идет о знакомстве или о первом свидании. Но тема секса всегда закрыта, даже если человек морально готов к этому.
И вновь Садовник дал понять, что мы не обыкновенные люди. Он просто рассмеялся и поцеловал меня. А я вдруг подумала, что можно ведь пройти к нему на кухню, взять нож и вонзить ему в сердце. Я могла убить его. Но меня останавливала мысль, что Сад перейдет к Эвери.
– Эвери был в восторге, когда я впервые показал ему Сад. Стоило нам остаться наедине, и он снова заговаривал о нем. Может, отцу и не следует знать таких подробностей о сыне… Но Десмонд ничего не делает, просто осматривается.
– Вы разочарованы? – спросила я ровным голосом.
– Я озадачен.
Садовник погладил меня по плечу, потом завел руку за шею и распустил шелковый шнур. Платье медленно соскользнуло мне на талию, обнажив груди. Садовник продолжал, поглаживая мой сосок:
– Он здоровый молодой человек, окруженный красивыми девушками. Я знаю, что Десмонд не девственник, и тем не менее он не пользуется возможностью.
– Может, ему надо освоиться…
– Может. А может, его не устраивает разнообразие, – он приподнял меня и устроился снизу, так, чтобы легче было ласкать мне грудь; потом стянул платье до бедер. – Он разыскивает тебя всякий раз, когда приходит, хоть и не надеется заполучить тебя.
