Вот что действительно напоминало мне, что эта комната вовсе не моя, так это красный огонек камеры, мигающий над входом.
Я села на кровать и прислонилась к стене, глядя на Десмонда, как он наклонился к полке и изучал корешки книг.
– Какие из них выбирал отец?
– Примерно половину.
– И «Братьев Карамазовых»?
– Нет, это я сама выпросила.
– Серьезно? – Он улыбнулся через плечо. – Сложная вещь, правда?
– На первый взгляд. Этот роман интересно обсуждать.
Мы с Зарой часто обсуждали книги, только не классику. Вот с Ноэми мы разбирали произведения досконально. Могли спорить несколько дней подряд, даже недель, но так и не приходили к согласию. Перечитывая Достоевского, я хранила в памяти образ Ноэми – это было не так болезненно, как если б я просто вспоминала ее и остальных девочек. У меня для каждой из подруг была своя книга. Куда изощреннее, чем рисунки Назиры или фигурки Блисс, но смысл от этого не менялся.
– Почему-то я не удивлен, что тебе нравятся сложные книги. – Десмонд закончил осмотр и, сунув руки в карманы, встал у кровати.
– Можешь сесть на кровать, если хочешь.
– Я, хм… это твоя комната, – ответил он сконфуженно. – Не хочется наглеть.
– Можешь сесть на кровать, если хочешь.
В этот раз он улыбнулся и, скинув ботинки, сел рядом со мной. После того первого случая мы целовались еще несколько раз, хоть и не слишком увлекались. Всякий раз, когда намечалось какое-то продолжение, между нами стеной вырастал Садовник или, в меньшей степени, Эвери. Я даже не знала, как к этому относиться.
В общем-то, если дело касалось Десмонда, я ни в чем не была уверена.
Мы поболтали немного о его друзьях, учебе. Иногда даже это было непросто. Я провела в Саду довольно много времени, и внешний мир казался мне чем-то фантастическим, легендой, в которую хочется верить. Потом для Десмонда пришло время возвращаться домой, чтобы мама не гадала, где он пропадает целыми днями. Мы взялись за руки и пошли по коридору. Если б я дошла с ним до выхода, отослал бы он меня перед тем, как ввести код? Скорее всего, отец предупредил его на этот счет. Если б я выбежала за дверь, проникся бы он жалостью, позволил бы мне сбежать?
Успела бы я вызвать полицию и спасти остальных, пока они еще живы?
Если б я только не забивала себе голову, то, вероятно, сразу обратила бы внимание, заметила бы, как тихо стало в коридоре. Но только через минуту осознала, что больше не слышу музыки. Я высвободила руку и, позабыв обо всем, бросилась в комнату, где играла Тереза, в ужасе от того, что могло ждать меня там.
Тереза была жива и невредима.
Но что-то в ней изменилось.
Она по-прежнему сидела за пианино, в безупречной позе. Даже пальцы лежали на клавишах. Казалось, в следующую секунду зазвучит музыка.
Достаточно было взглянуть на ее лицо, увидеть слезы, беззвучно стекающие по щекам, и абсолютную пустоту в глазах, чтобы понять, что от прежней Терезы в ней ничего не осталось. Иногда такое происходило стремительно, в одно мгновение, даже если за секунду до этого все казалось нормальным.
Я присела на краешек стула и положила руку ей на спину. Тереза, по-прежнему глядя перед собой, содрогнулась.
– Прошу тебя, возвращайся, найди в себе силы, – проговорила я шепотом. – Я знаю, это ужасно. Но может быть и хуже, ты знаешь.
– Можно я попробую? – осторожно попросил Десмонд. – Думаю, ей не навредит.
– Что ты хочешь?
– Вставай со стула и придерживай ее у самого края.
Он присел рядом и осторожно пододвинулся, чтобы доставать до всех клавиш. Тереза не сопротивлялась, когда я убрала ее руки с клавиатуры. Десмонд сделал глубокий вдох и заиграл что-то нежное и при этом исполненное страдания.
Тереза затаила дыхание и прислушалась.
Я закрыла глаза, и в груди у меня все сжималось от напиравших слез, которых я не могла пролить. Десмонд не просто играл – музыка сама лилась из него. Тереза шевельнулась в моих объятиях, задрожала и в конце концов всхлипнула и уткнулась лицом мне в грудь. Десмонд не останавливался. Теперь он играл что-то легкое и воздушное, однако мелодия не веселила – скорее давала успокоение. Тереза плакала, но снова была рядом. Она еще не вполне оправилась, в чем-то уже никогда не станет прежней, – но тем не менее вернулась к жизни. Я крепко ее обнимала, и в какой-то момент у меня промелькнула жуткая мысль: не лучше ли было оставить ее в том состоянии. Позволить ей умереть.
Если мы не приходили на обед и никого не посылали за подносом, Лоррейн сразу докладывала Садовнику. Мы еще сидели с Терезой, уговаривая ее сыграть для нас что-нибудь, когда он появился в дверях. Я заметила его, но не обратила внимания, слишком занятая Терезой, по-прежнему дрожащей, как лист. Десмонд не повышал голоса и не делал резких движений. В конце концов она снова положила руки на клавиши и извлекла одну единственную ноту.
Десмонд сыграл следующую.
Тереза снова нажала клавишу, и Десмонд ответил ей. Постепенно отдельные ноты слились в последовательность аккордов, и они уже играли в четыре руки композицию, смутно мне знакомую. Когда они закончили, Тереза несколько раз медленно вдохнула и выдохнула.
– Даже с этим можно смириться, – прошептала она едва слышно.
Я старалась не смотреть в сторону двери.
– Да, можно.
Тереза кивнула, подолом платья вытерла лицо и заиграла следующую мелодию.
– Спасибо.
Мы послушали еще несколько мелодий в ее исполнении, потом Садовник шагнул в комнату и поманил меня пальцем. Я, сдержав вздох, поднялась и вышла за ним в коридор. Десмонд последовал за нами.
Он спас ее, но даже предположить не мог от чего.
– Лоррейн сказала, что ты пропустила обед, – сказал Садовник.
– У Терезы был кризис, – ответила я. – Мне показалось, что это важнее обеда.
– Она придет в норму?
Ей придется, иначе она окажется в стеклянном контейнере. Я взглянула на Десмонда, и он взял меня за руку.
– Думаю, этот случай не последний, но наиболее выраженный. Отсроченный шок, или вроде того. Но Десмонд помог ей, и она снова начала играть; это хороший знак.
– Десмонд? – Тревога на лице Садовника уступила место гордости. Он потрепал сына по плечу. – Приятно слышать. Я могу чем-то помочь ей?
Я закусила губу, и он погрозил мне пальцем.
– Майя, только честно.
Я вздохнула.
– Думаю, будет лучше, если вы на какое-то время воздержитесь от секса с ней. Хотите проводить с ней время – пожалуйста. Но секса она сейчас не вынесет.
Садовник уставился на меня, несколько озадаченный, но Десмонд кивнул.
