— Костю прооперировали, поправится! — сообщила она радостно.
— Надеюсь, для него война закончилась… — ответил я, повеселев.
— Вы когда в погоню кинулись, я так не волновалась, как сейчас, когда к особисту вызвали. Мне ребята уже рассказали… Зачем ты финна отпустил? Так рисковать!
— С особистом обошлось, милая. Он дядька толковый оказался, понял что к чему. Меня другое тревожит…
— Что, Мишенька?
— Не будь у этого финна рука перебита, я бы сам ему в спину шмальнул… Человеку, с которым минуту назад разговаривал как с приятелем. Звереем мы, а воевать надо с холодной головой! Ладно, где там мои суслики? Спят, небось?
Бойцы лыжного отряда, честно разделив трофеи с ребятами из группы преследования и поев горячего, уснули на свободных койках жарко натопленной госпитальной палатки. А мне нужно было найти начальника караула и попросить двух-трёх красноармейцев — помочь отнести в расположение роты несколько тюков с зимним обмундированием, за которым изначально мы сюда и прибыли, заодно и поблагодарить. Но оказалось, он сам меня разыскивает. Прибежал посыльный и, отдавая честь, затараторил:
— Товарищ старшина, начальник караула вас к себе в блиндаж просють!
— Прям-таки просють?!
— Так точно!
— Ну что ж, пойдём, раз просють.
В тёплом уютном блиндаже, в тусклом свете керосиновой лампы, облокотившись на стол, дремал измученный беспокойной ночью немолодой капитан. Задёрнув внутренний полог, я подсел к нему и положил ладонь на левое плечо.
— Не вставайте, капитан. Поблагодарить вас пришёл…
Он потёр кулаками глаза.
— Когда вы последний раз спали, старшина?
— После войны выспимся, капитан.
Всё-таки он поднялся. Мне тоже пришлось встать.
— И я хочу вас поблагодарить. Отлично сработали, грамотно и оперативно. Молодцы, — рассыпался он в похвалах, крепко сжав мою руку и после обняв по-братски. — Тут ребята мои к вам просятся, чуть не всем гарнизоном. Скучно им в караульной роте, воевать хотят. Так я четверым, что в погоне участвовали, разрешил, если возьмёте.
— За тем и шёл к вам, капитан. Только давайте уже всех пятерых. У нас пулемётчиков жуть как не хватает. А он к тому ж и лыжник хороший.
— Как вы узнали, что я именно его не хотел отдавать? Впрочем, Слава у нас личность легендарная. От него не только кони, трактора шарахаются! А! Забирайте! Одно дело делаем, да и вам они сейчас нужнее. Скольких уже потеряли?
— Рота в целом, троих убитыми и пятнадцать человек ранеными и обмороженными. У меня в двух взводах вчера сорок восемь бойцов оставалось. Сегодня уже сорок семь…
— Как, кстати, ваш раненый? — перебил начкар.
— Дай Бог, поправится. Надеюсь, что не слишком быстро.
— Интересный вы человек, старшина! Говорите, что думаете. Действительно в Бога верите?
— Так мы же на войне, капитан.
— Да, чуть не забыл. Вот ещё, возьмите!
Начальник караула достал из-под стола посылочный ящик и поставил передо мной. Без крышки, он был доверху наполнен конфетами.
— Откуда такое богатство? — округлил я удивлённые глаза.
— Посылка пришла.
— Что ж вы свою посылку нам отдаёте? — удивился я ещё больше.
— Это не мне посылка. Это «Бойцам Красной Армии от жителей Ленинграда». Сейчас много таких шлют, понимают люди, как важно отодвинуть границу от окраины города и от Мурманской железки. Помогают, чем могут.
— Как, кстати, там наступление продвигается, слышали что? — произнёс я, разглядывая словно сундук с драгоценностями целый ящик конфет.
— Упёрлись в мощный укрепрайон. Пытаются штурмовать. Говорят потери большие.
— Да уж, куда мы без больших потерь… Ладно, пора мне. Спасибо за всё! — я поднялся.
— Ещё минуту, старшина. Вы, видимо, уже познакомились с тактикой финнов, но я всё же дам вам пару советов… Мне довелось с ними повоевать ещё в далёком двадцать первом, когда они пытались оттяпать у нас всю Карелию от Петрозаводска до Кандалакши. Запомните, финский солдат — индивидуалист, он не любит ходить в атаку и вообще фронтальных боёв. При первых же залпах артиллерии или пулемётных очередях он заляжет и уже не возобновит попыток штурма без серьёзной поддержки. Далее. При малейшей угрозе окружения или просто флангового огня он оставит даже хорошо укреплённые позиции. При этом они хорошие стрелки, быстрые, выносливые, привычные к холоду лыжники и прекрасно ориентируются на местности… Используйте это!
Тепло попрощавшись, мы расстались. Снаружи уже ждали откомандированные в мою роту бойцы, в том числе и Слава-пулемётчик. Заскочив в медсанбат за своими сусликами, я забежал попрощаться с Танюшкой.
— А где пленные, офицер выживет? — спросил я устало.
— Оперировали, но в себя придёт ли, не знаю. А двоих других, после санобработки товарищ военврач распорядился в ту самую палатку разместить. Правда, убитых оттуда уже всех вынесли, но там всё равно жутко… Мороз по коже, словно до сих пор их предсмертные крики слышны. Брызги крови везде — стены, потолок… Везде. Часовые внутрь заходить боятся… Хоть бы развиднелось. Миша, я четвёртый день света белого не вижу. Начнёшь оперировать, вроде побледнеет чуть снаружи, закончишь — уже стемнело. Какая-то муть на душе. И как тут люди живут?
— А ты глянь на небо! Какая бескрайняя пустота! Нет здесь средиземноморской звёздной роскоши и алмазной пыли Млечного Пути, лишь редкие серебряные брызги в невесомой тишине. А вокруг страна тысячи озёр, диких оленей и горных тундр, бурных рек и морошковых болот — королевство Лапландия. Финны здесь такие же пришлецы, как и мы, только загостились и уходить по-доброму не хотят. А земли эти ещё со времён Атлантиды и Гипербореи принадлежали саамам, озёрным ведьмам и старым нойдам. И не могли их осилить ни викинги, ни чудь заволоцкая, ибо повседневная жизнь здесь тесно переплеталась с волшебством, волшебством любви ко всему, что их окружало. Летом здесь не заходит солнце, катаясь словно раскалённое яблоко по блюдцу горизонта. И хмельные от восторга речные нимфы томно загорают на огромных каменных сейдах. А в хрустальных реках, устеленных перламутровыми раковинами, резвятся на плёсах молодые лососи. Зимой под звёздным палантином нескончаемой ночи нежно полыхают шальные солнечные ветры, безмолвно сгорая в полярных сияниях. И каждый год, в конце декабря, на ледяной трон торжественно восходит Озёрная принцесса, и покорно опускаются перед ней на колени вечно юные лапландские ведьмы, восторженно сияя волчьими изумрудами своих колдовских глаз.
— Откуда всё это? — удивилась зачарованная девушка.
— Сам не знаю… пока. А вдруг, спустя много лет, кто-то напишет нашу с тобой историю. Когда происходят эпохальные события, время перестаёт течь прямолинейно, и кто-то в далёком будущем может найти способ влиять и на наши судьбы, и на события этой войны.
