Диана подняла брови.
– Вы с Эндрю? У вас официальное первое свидание?
– Никакое это не свидание. Мы едем по делам.
– А по-моему, очень похоже на свидание, – сказала Диана.
– Ну и бог с тобой! Мне-то что? Я вообще не вас искала, четырех хулиганок, а Сару. Чтобы нам с Эндрю не ездить по городу в его доме на колесах, я хотела позаимствовать ее машину.
– Возьмите мою, – предложила Кэрол, подходя к столу, на котором оставила сумочку.
– А это точно для вас не проблема?
– Я буду только рада.
И она передала Сильвии ключи. Женщины из «Лоскутной мастерской» всегда выручали друг друга. Одолжив свою машину хозяйке Элм-Крика, Кэрол сильнее почувствовала свою причастность к их кружку. Да и сама Сильвия ей в этом помогла, сказав именно «четыре хулиганки», а не «три хулиганки и Кэрол». Ласковое ругательство вовсе не обидело мать Сары, а скорее наоборот, поскольку оно уравняло ее с другими членами группы.
– Приятного вечера, – сказала Джуди, когда Сильвия собралась уходить.
– Не теряйте голову! – добавила Диана.
Сильвия смерила их сердитым взглядом.
– Это не свидание.
Не дав им возможности возразить, она вышла еще энергичнее, чем вошла. Женщины с облегчением вздохнули, и Джуди убрала из-за спины руки, в которых до сих пор прятала «Карусель».
– Готова поспорить: у нашей Сильвии есть встроенный лоскутный радар, – пошутила Диана. – За сто шагов чует, если где-то шьют одеяло, и идет туда.
Гвен взяла сверток у Джуди.
– Нам недолго осталось секретничать. Я доделаю последнюю рамку, Агнесс – центр, и можем стегать.
Кэрол понадеялась, что хотя бы в этом мастерицы позволят ей поучаствовать. Когда все разошлись, она направилась в свою комнату, которая находилась на втором этаже рядом с библиотекой. Поднимаясь по лестнице, Кэрол подумала о предстоящем празднике Саммер и попыталась вспомнить, когда в последний раз устраивала вечеринку для своей дочери. Свадьбу они с Мэттом организовали и оплатили самостоятельно. Получение университетского диплома Сара, наверное, отметила с друзьями. Мать она, во всяком случае, не пригласила. Поняв, что не отпраздновала вместе с дочерью главных событий ее жизни, Кэрол почувствовала легкий укол совести, но успокоилась, вспомнив Сарин выпуск из школы. По этому случаю она устроила грандиозное торжество, хотя по числу набранных баллов Сара была не первой, не второй и даже не десятой в классе, чем разочаровала мать. Ведь при своих способностях девочка стала бы лучшей в школе, если бы тратила на учебу столько же времени, сколько на общение. Будь она потрудолюбивее, ее могли бы бесплатно принять куда угодно: в Гарвард, Йель или в одну из «Семи сестер»
[8]. Но Сара вполне удовольствовалась поступлением в государственный университет, как всегда довольствовалась получением хороших оценок, хотя могла бы получать отличные. Она пренебрегала возможностями, которым мать в ее возрасте могла бы только позавидовать.
Для Кэрол вечеринки в честь выпуска никто не устроил: ни родители, по-прежнему огорченные тем, что она решила уехать учиться, ни друзья – их у нее просто не было. Это событие прошло бы вовсе не замеченным, если бы не официальное мероприятие в самой школе (туда отец с матерью все-таки пришли) и не доброта преподавателя английского. В последний день занятий он подарил любимой ученице три книги: алфавитный словарь, словарь-тезаурус
[9] и полное собрание сочинений Шекспира в одном большом томе с кожаным переплетом и золотым обрезом. Сердце Кэрол восторженно забилось, когда она прочла дарственную надпись: «Это поможет вам в достижении любой цели. Поздравляю с успехом, и пусть он станет для вас первым из множества!» Девушка растрогалась до слез. Только он, ее учитель английского, знал, как тяжело ей было пожертвовать одной половиной своей мечты, чтобы спасти вторую. Если бы только она осмелилась противостоять родителям… Но она не осмелилась и решила, что стать медсестрой все-таки лучше, чем сидеть дома и ждать маловероятного – предложения руки и сердца от подходящего молодого человека. Пускай отец увидит: она далеко не так глупа и не так бесполезна, как он о ней думал. Она станет лучшей студенткой курса, чего бы ей это ни стоило.
Кэрол стала ею, но насладиться своим триумфом не смогла. Во время последнего семестра отец умер от сердечного приступа. Однако даже если бы он дожил до церемонии вручения дипломов, он не прочел бы на лице дочери ни радости, ни сожалений. Жизнь в его доме научила ее скрывать свои чувства. Но в глубине, под ровной поверхностью, эмоции бушевали. Нет, Кэрол никогда не желала отцу смерти. Даже когда он ее бил. Но раз уж он умер, то почему теперь, а не на несколько лет раньше? Тогда она выбрала бы для себя тот путь, какой хотела. От этих мыслей ей было стыдно, но заглушить их она не могла.
После колледжа Кэрол устроилась в больницу в Лансинге, где почти случайно впервые в жизни нашла друзей. Она и еще две медсестры сообща пытались приспособиться к непомерным требованиям, которые к ним предъявлялись, и на почве общих проблем выросла дружба. Как минимум раз в неделю девушки вместе ходили в кино или по магазинам. А однажды пошли в боулинг, где три молодых человека пригласили их выпить. Шепотом посовещавшись, они согласились. Кэрол расхрабрилась настолько, что пила не меньше подруг и громко смеялась – почти как они. Еще никогда она так не веселилась. А на следующий день девушки заявили, будто один из парней весь вечер не сводил с нее глаз. Ей было приятно, но она не поверила. Она даже не запомнила фамилию Кевина. Гораздо больше ей понравился его темноволосый друг, который приобнял ее, когда парни провожали девушек до автобусной остановки. Этот молодой человек, юрист, был обаятелен и начитан. Кэрол больше бы обрадовалась, если бы он, а не Кевин Мэллори зашел на неделе к ней в больницу, чтобы пригласить ее на обед.
Она приняла приглашение и в тот раз, и в следующий. Поняв, что за ней ухаживают, она почувствовала приятное удивление – только и всего. Через год он сделал ей предложение. Если бы не его серьезное лицо, она бы рассмеялась.
– Я буду хорошим мужем, – сказал Кевин. – Обеспечу тебя. Тебе не придется больше работать. Я тебя люблю и хочу, чтобы мы были вместе.
Кэрол посмотрела на него в недоумении. Он ее любит? Да они едва знакомы! Она принялась копаться в себе, думая, что, может быть, влюбилась в него, сама того не заметив. Но нет. Она почти в этом не сомневалась. Кевин был хорошим, добрым человеком, и Кэрол испытывала к нему симпатию, однако страсть не захлестывала ее, когда она на него смотрела. Когда он неуклюже целовал ее на прощание, она чувствовала только прикосновение его рта – никакого особого тепла, никаких электрических искр, о которых рассказывали подруги. И все-таки Кевин нравился Кэрол, и она знала, что он ее не обидит. А идти по жизни одной женщине тяжело.
