Всю обратную дорогу до дома Кэйтиро был молчалив и задумчив. Его поразила духовная чувствительность Сэйки, и отныне он решил почаще прислушиваться к своему ученику. Когда же мальчику исполнилось тринадцать, дядя поспешил пристроить своего племянника на службу в Оммё-рё…
…По прибытии в Сливовый павильон, Кэйтиро и Сэйки сразу отправились в печально известные покои госпожи Микуни Норико. Любопытствующие наложницы и их фрейлины, в том числе и Комати, собрались недалеко от комнаты. Им было крайне интересно, как же оммёдзи собираются изгонять духа?! Впрочем, подойти очень близко никто из них не решался: вдруг душа Норико прогневается? Дамы решили наблюдать с безопасного на их взгляд расстояния.
Но вопреки их ожиданиям, мужчины медлили, тихо переговаривались между собой и совсем не спешили приступать к некоему сложному ритуалу…
Разобрать о чём они говорили, к сожалению, не представлялось возможным. Снедаемая любопытством Комати подошла немного ближе остальных фрейлин, и до предела напрягла слух. С большим трудом ей удалось разобрать слова:
– Я чувствую, что дух госпожи Норико чем-то сильно растревожен, – говорил Сэйки, – боюсь, если мы проведём ритуал изгнания, это не принесёт должного результата… И будучи столь разгневанной, вряд ли она сама явится к нам и поведает в чём дело.
– Соглашусь с тобой, – кивнул Кэйтиро. – Полагаю, сначала нам необходимо узнать причину столь сильного гнева. Возможно, это как-то связано с госпожой Катоко и новорожденным принцем Куниясу. Ибо дух проявил себя после рождения ребёнка…
– Нам стоит побеседовать с наложницами из этого павильона и служащими им фрейлинами. Узнать как можно больше об отношениях госпожи Катоко и госпожи Норико… Если не узнаем ничего стоящего, придётся поговорить с Нефритовой госпожой Дзюнси и микадо…
Старый оммёдзи лишь печально вздохнул в ответ на замечание ученика. Мысленно он надеялся, что до последнего не дойдёт, ибо всё может ещё больше усложниться, если в этом деле как-то замешены император или его супруга…
– Полагаю, нам понадобится помощь одной из фрейлин, – заметил Кэйтиро. – Всё же женщины охотнее открывают секреты себе подобным… Согласится ли только какая-нибудь из дам? Ведь многие очень бояться духов…
Он и Сэйки обвели взором собравшихся в коридоре женщин. Тут их взгляд упал на Комати. По её сосредоточенному выражению лица оммёдзи поняли: она слышала их разговор.
Комати, в свою очередь, заметив, что на неё смотрят, прямо спросила:
– Господа оммёдзи, что-то случилось?
– Мы думаем, госпожа, что нам понадобится помощь одной из фрейлин, – ответил Кэйтиро.
Оно-но мысленно отметила: "Жаль, что Кэнси сейчас дома! Она бы сама предложила помочь, ибо её просто притягивает всё сверхъестественное…" Впрочем, любопытство снедало и её саму, тем более что первой плач из покоев услышала именно она, посему поэтесса ответила:
– Конечно, я помогу вам…
* * *
В тот же день, Кэйтиро испросил дозволения у императора Ниммё поговорить со всеми наложницами, занимающими Сливовый павильон и их фрейлинами, дабы узнать причину гнева покойной госпожи Норико.
Вскоре, оммёдзи и Комати разместились в одной из свободных комнат Сливового павильона. Они приглашали по одной даме и беседовали с ней. Разговор вела преимущественно поэтесса, оммёдзи сидели чуть поодаль, без лишней необходимости не вмешивались.
Комати спрашивала о покойной наложнице, об её отношениях с госпожой Катоко. Не ссорились ли они незадолго до смерти Норико? Не было ли у них конфликтов?
Недавно поступившие на службу дамы лично не знали госпожу Норико. Те же фрейлины, что давно пребывали при дворе, как одна утверждали: наложница из рода Микуни скончалась от болезни. Незадолго до трагедии между ней и госпожой Катоко не случалось никаких споров, а там более раздоров.
Ни к чему не привели и разговоры с наложницами. Женщины сами терялись в догадках, не понимая причин происходящего. Даже госпожа Катоко недоумевала, чем навлекла на себя подобный гнев.
– Мы не конфликтовали с госпожой Норико, – поведала она. – Честно признаться, я почти её не знала. Она заболела через несколько месяцев после того, как я прибыла в Сливовый павильон. Вскоре она покинула этот мир… Император очень скорбел после её смерти…
Катоко выглядела вялой и взволнованной. Из-за болезни сына она плохо спала, часто вставая по ночам, дабы проверить, как себя чувствует мальчик. Глаза наложницы покраснели, и под ними залегли тёмные тени, с трудом скрываемые толстые слоем макияжа.
Ответив ещё на несколько вопросов, Катоко покинула комнату и поспешила проведать Куниясу.
Комати не услышала от своей госпожи ничего нового. Всё то же самое, что говорили и другие дамы… Оммёдзи тем временем внимательно наблюдали за женщиной. Когда наложница покинула комнату, Сэйки тихо сказал Кэйтиро:
– Похоже, она говорит правду, и на самом деле не знает причину ярости духа.
Кэйтиро лишь вздохнул. Он понимал, что если не справится с этим нелёгким делом, это нанесёт непоправимый урон его репутации. На миг он пал духом. В голове крутились мысли: что же делать? Они опросили уже столько людей, но всё бесполезно! Ни единой зацепки!
Пока оммёдзи предавался печальным думам, Комати, тем временем, пригласила в комнату другую наложницу императора Ниммё, госпожу Фудзивару Такуси
[63].
Госпожа Такуси, внешне приятная женщина тридцати лет, выглядела значительно моложе своего возраста. Даже невзирая на то, что за время своего пребывания во дворце родила императору четырёх детей: троих принцев Мунеясу
[64], Токиясу
[65], Санеясу
[66] и девочку, принцессу Синси
[67].
Голубое верхнее кимоно наложницы, расшитое серебряными снежинками и зимними узорами искрилось при дневном свете, из-за чего кожа женщины казалась светлее. Это придавало ей сходство с неким мистическим существом, пришедшим из другого мира. Длинные чёрные волосы Такуси были украшены серебряными заколками, что лишь усиливало сверхъестественность образа.
