– Это вы – чтоб духу вашего не было! Это вы! – закричала, топнула ногой женщина. – Наглецы! Бессовестные! Это вы!..
– Что за шум? – прозвучал за спиной у мужчины и женщины голос проводника. – Что тут стряслось?
Мужчина с женщиной обернулись. Проводник стоял с согнутой в локте рукой, поигрывал вагонным ключом – словно собирался показать некий фокус, на губах у него, подобно тому, как он поигрывал ключом, играла его холодно-ироническая усмешка.
Мужчина поторопился опередить женщину. Она сейчас не владела собой, и не хватало только, чтобы обрушилась с криком и на проводника, испортив у него все впечатление о них.
– Удивительная история! – с этими же намеренными спокойствием и доброжелательностью, с какими обращался к паре, занявшей их купе, проговорил он. – Мы приходим, а на наших местах – другие, и говорят, будто бы их определили сюда. Вплоть до того, что требуют, дабы мы забрали свои вещи!
Проводник разогнул руку с ключом, опустил ее и покивал головой.
– Да, – сказал он, – нехорошо вышло.
И смолк.
Мужчина ждал, ждал его дальнейшей реакции, но проводник все молчал, глядя на мужчину с прежней холодной иронией, как бы любующейся, упивающейся собой – самодостаточной, а потому способной обеспечить ее хозяину сколь угодно продолжительное молчание, и мужчине ничего не оставалось делать, как прервать это молчание самому.
– Мы с женой, – махнул он рукой в сторону женщины, – вынуждены вас просить: предоставьте молодым людям другие места. Конечно, девочка беременна, конечно, им тоже нужно где-то ехать… но это ведь наше купе!
Сложенные в ироническую складку, губы проводника пришли в движение:
– Да где же другие места? Видите, сколько народу подвалило. Ни одной свободной полки!
– Но у нас тоже! У нас тоже! – вмешалась в их разговор женщина. – Только две полки, разместиться на двух полках четверым – это возможно?
– Две? Что вы говорите! – Ирония проводника сделалась высокомерной. – Это вы ошибаетесь, что две. Столько едете, так и не удосужились разобраться, сколько на самом деле. Что, и вы полагаете, две? – взглянул он на мужчину.
– А сколько? – нелепо спросил мужчина.
– Три! – Высокомерная ирония проводника изогнула, вздернула его белесые брови на самый лоб. – Этот тип купе имеет три полки. Это не какой-нибудь вагон для внутренних линий с четырьмя полками. Это международный вагон, европейского стандарта, и в нем три полки, повторяю: три, – следовало бы разобраться.
Выставив вперед плечо, проводник протиснулся между мужчиной и женщиной, вошел в купе и, быстро проманипулировав с блестящими хромированными пластинами под днищем верхней полки, вдруг обрушил на головы юных адама и евы, смирно сидевших на полке нижней, еще одну горизонтальную плоскость. Ева в ужасе взвизгнула и, подпрыгнув, словно разжавшаяся пружинка, с размаху въехала лбом в стенку напротив, адам мгновенно пригнулся, сложившись пополам подобием перочинного ножика, и закрыл голову руками.
Проводник не смог удержать себя от улыбки.
– Да ну вы что. Никакой опасности. – И повернулся к мужчине и женщине: – Третья полка. Пожалуйста. Неужели даже и не догадывались?
Мужчина чувствовал себя уязвленным. Его самолюбие было задето. А он-то полагал, что такая непомерная толщина верхней полки, столь долгое время принимавшей для отдыха его тело, – это некая необходимая конструктивная особенность.
Но ничего иного, кроме как признаться в своей недогадливости, не оставалось.
– Понятия не имел, что это тут третья полка.
– Плохо, что не имели, – сказал проводник. – Имели бы – и никаких недоразумений. На трех полках вчетвером – прекрасно разместитесь. Все! – пресекая любые вопросы, возражения, просьбы – что со стороны мужчины и женщины, что со стороны адама и беременной евы, – повысил он голос. – Все, других мест нет. Пожалуйста, три полки. Размещайтесь.
Адам с беременной евой глядели на проводника глазами, полными обиды и недоумения. Они рассчитывали совсем на другое.
– Нет, но как же!.. – несмотря на запрет проводника, вырвалось из адама. – Ведь мы…
– Я сказал: все! – тотчас заткнул проводник его словоизвержение, не дав тому вырваться наружу. – Три полки, устраивайтесь. И чтоб ко мне – ни с какими жалобами.
Адам затравленно смотрел на проводника и больше не смел произнести ни слова.
– Радио, кстати, – сказал проводник, тыча пальцем в направлении колесика на стене. – Почему выключено?
– Ой, это не мы! – мгновенно, с испугом вскинулась женщина. – Нас здесь не было. А мы уходили – было включено.
– Вас и не спрашивают, – отмахнулся от нее проводник. – Почему выключено? – повторил он вопрос, переводя взгляд с адама на еву.
Ева обиженно повела плечом:
– Голова болит…
– Включить! – тряхнул проводник пальцем. И посмотрел на мужчину с женщиной: – Объясните молодежи, как вести себя с радио. Чтобы всегда было включено!
– Но у нее болит голова! – вскинулся адам, указывая на еву. – Она в положении… и можно войти в положение? Ведь она в положении!
Глаза проводника были пустынными ледяными полями Арктики.
– Пейте таблетки от головной боли, – безжалостно сказал он. – Дышите свежим воздухом в тамбуре. Но радио чтоб – всегда. Включите, включите! – приказал он адаму, которому с его места, чтобы включить радио, достаточно было всего лишь протянуть руку. Дождался, пока тот возьмется за колесико, повернет его, потребовал: – Громче, громче! – и, когда адам крутанул колесико еще, удовлетворенно покивал: – Вот так. Хорошо. – Повернулся к мужчине и наставил указательный палец на него: – Назначаю вас как старшего по возрасту ответственным за радио. И вас, – перевел он взгляд и палец на женщину. – Обоих! Буду слушать из коридора. Если что не так – ответите первыми! Виноваты, не виноваты, – первыми!
Он выступил в коридор, дернув за собой дверь, та поехала, докатилась почти до конца, остановилась, оставив между собой и косяком узкую щель, и адам незамедлительно привстал, потянулся к ручке радио, чтобы выключить его. Или, по крайней мере, уменьшить звук. По радио сейчас звучали народные песни, и певицы визжали так, что это было почище всякого барабана.
Мужчину бросило к адаму – словно выстрелило.
– Вы что?! Не сметь!
Адам отшвырнул его от себя со всем жаром своей юной, неистощенной силы.
– Ты мне еще указывать будешь, рухлядь!
Но мужчина не мог позволить ему выключить радио или даже привернуть звук. Ведь проводник обещал признать ответственными их с женщиной!
– Не сметь! – снова закричал он, вновь бросаясь на адама.
Они повалились на полку, адам пытался сбросить мужчину на пол, а мужчина давил, давил на адама своим весом – и не знал, что делать дальше, что предпринять, когда адам сбросит его, наконец, с себя. Женщина закричала, беременная ева тоже подала голос – пронзительнее певиц по радио.
