– Нет, денег у нас хватает, – рассмеявшись, ответил он. – У нас все в порядке.
– И все-таки ты мог бы иногда принимать их здесь и отдыхать между приемами, – упорствовала я. – А я помогла бы тебе устроить для них приемную. Это же так интересно и…
– Молли, – спокойно прервал он меня, – мне это необходимо. Мне нужно завершить работу. И я не изменю этого решения. Настала пора для отдыха, и вовсе не стоит так волноваться из-за этого.
– Я не волнуюсь, – проворчала я, – а просто пытаюсь понять.
Но я страшно волновалась. Он ведь любил свою работу. И сам же говорил мне однажды, что она приносит ему радость. Меня потрясла мысль о том, что он может не работать. Как же я найду для него занятия, которые будут его радовать?
– Но ты еще будешь работать над книгой? – спросила я, кивнув в сторону монитора.
– Разумеется, – ответил он. – Хотя черновик мы почти закончили. Это последняя глава. А потом он перейдет к маме, и она придаст ему надлежащий вид. Она вполне профессионально редактирует и…
– Но ты же начнешь писать другую книгу, верно? – опять прервала его я.
– Что ж… давай подумаем. – Он откинул голову на подголовник и задумчиво уставился в потолок. – Я написал одну книгу для детей, одну – для взрослых и одну – для психотерапевтов. – Он с улыбкой взглянул на меня. – Сомневаюсь, что мы кого-то обделили.
– Подростков, – предположила я.
– Разве, по-твоему, книга для детей не включает подростков?
– Но ты же будешь скучать! – воскликнула я.
– Я буду читать. Ты знаешь, как я обожаю читать.
– Одних книг тебе будет мало, – возразила я. – Я знаю, что тебе может понравиться. Тебе нужно больше…
– Я выхожу в отставку, Молл, – спокойно, но решительно произнес он. – Множество людей рано уходят на пенсию. Причем в любом случае люди очень рады, если могут позволить себе такой отдых.
Обернувшись на стук по дверному косяку, я увидела на пороге дядю Тревора. Последнего человека в мире, которого мне хотелось бы увидеть.
– Здорово, – тихо произнес он, улыбнувшись как-то неуверенно, словно сомневался, что ему будут рады. Папа сидел спиной к двери, но узнал пришедшего, даже не видя его.
– Здорово, Трев, – приветливо произнес он, как будто обращался не к тому, кто позавчера едва не убил его. – Что стряслось?
– Можно зайти? – спросил дядя Тревор.
– Конечно, – ответил папа.
Мне хотелось, чтобы он сказал ему: «Нет, мы заняты», – но он, очевидно, имел другие планы на общение с братом. Я-то вообще предпочла бы больше никогда в жизни не видеть своего дядю.
Дядя Тревор протопал по кабинету и сел на единственный свободный стул, стоявший у стены за моей спиной. На этом стуле папа хорошо видел его, и я тоже развернулась на кресле лицом к дяде, так что мы трое оказались в углах треугольника. Я мгновенно поняла, что передо сейчас дядя Тревор, совершенно не похожий на того разнузданного пьяницу, который вытолкнул папу из павильона. Его шевелюра цвета «перца с солью» влажно поблескивала, похоже, он только что принял душ. Опрятно одетый в защитного цвета бриджи и зеленую с гавайской пестротой рубашку, он выглядел глуповато-робким.
– Просто пришел извиниться, – выпалил он и закрыл глаза. Открыв их вновь, он уперся локтями в колени и, сплетя пальцы своих больших рук, продолжил: – На самом деле, я сгораю от стыда.
Лицо его болезненно сморщилось, как у человека, сдерживающего слезы. Я надеялась, что он сдержит их. Мне не хотелось сочувствовать ему, а его слезы могли пробудить жалость.
– Я едва помню, что произошло, – признался он. – Что я говорил. Что ты говорил. И что я сделал. – Его подбородок задрожал, и я, смущенная таким проявлением чувств, принялась разглядывать свои руки. – Черт, Грэхем, – простонал он. – Я не могу поверить, что сделал нечто подобное.
– Извинения приняты, – просто ответил папа, и я поняла, что это не пустые слова.
Он действительно простил его. К моему изумлению.
– Я больше не буду пить, – заявил дядя Тревор. – Напиваясь, я дурею… конечно, это не оправдывает того, что я натворил. Но я не собирался, черт побери, выталкивать твое кресло из треклятого павильона. Я просто… – Его голос сошел на нет, и он опять начал усиленно выкручивать руки. – Не думаю, что я стал алкоголиком или уж слишком пристрастился, но…
– Точно не думаешь? – уточнил папа.
– А ты думаешь, стал? – удивленно спросил дядя Тревор.
– У тебя есть проблемы с алкоголем, Тревор, – ответил папа. – И всегда были. Выпив, ты меняешься до неузнаваемости… и, говоря откровенно, даже на трезвую голову твои личностные качества оставляют желать лучшего.
Я напряглась, опасаясь реакции дяди Тревора на папину критику, но он рассмеялся.
– Понятно, – ответил он. – Я достаточно похож на папу.
Я не сразу поняла, что он имел в виду моего деда. Мужа бабули. Он уже умер, когда я родилась, но внезапно я будто увидела его вживую.
– Верно, – согласился папа. – Причем он совершенно не мог контролировать это пристрастие. Но ты можешь.
У меня появилось ощущение, что я исчезла из этой комнаты. В ней остались только братья, вспоминающие их общую жизнь.
– Тони говорит, что я умудряюсь обижать своих родных и близких, – пробурчал дядя Тревор.
– Только когда напьешься, Трев, – уточнил папа.
Дядя Тревор откинулся на спинку стула и пробежал пальцами по волосам.
– Вчера вечером мы долго разговаривали с Тони. – Мельком глянув на меня, он опять перевел взгляд на моего отца.
– Давай отложим наш разговор до другого раза, – предложил папа. – Нам с Молли надо вернуться к работе.
– Только… хочу, чтоб ты знал, – опять начал дядя Тревор. – Я решил прийти на собрание во вторник.
Он встал и, сделав пару шагов, оказался возле моего отца. Положив большую руку на папину шею, он наклонился и поцеловал его в макушку.
– Я люблю тебя, парень, – сказал он, выпрямляясь. – И кстати, я приду трезвым как стеклышко. Лады?
– Я ценю это, Трев, – улыбнувшись, ответил папа. – Ценю больше, чем могу выразить словами.
Дядя Тревор удалился, не прощаясь, и я увидела, что мой отец пристально смотрит в окно, видимо, пребывая в каком-то гипнотическом состоянии. Мы оба молча проследили за тем, как дядя Тревор прошел по двору к своему грузовику.
– Чувствительный у вас получился разговор, – сказала я, услышав, как захлопнулась дверца грузовика.
– Он бывает чувствительным малым, – заметил папа, выходя из своего отрешенного состояния. Кивнув в сторону компьютера, он спросил: – Ты готова вернуться к работе?
– Я никогда не прощу его, – не поднимая рук к клавиатуре, заявила я, сердито покачав головой. – Пап, он ведь мог убить тебя.
