Вообще-то, как говорил Скуратов, живописью Марина почти не занималась и на родине; она закончила факультет графики и промышленного дизайна, пыталась делать обложки для книг. Поначалу заказы были, но потом, как выяснилось, чтобы создавать дизайн обложек, требовалось не умение рисовать, а хорошее знание компьютерных программ, и издательства предпочитали художников молодых и продвинутых, которые понятия не имели, как пользоваться карандашом, сангиной, углем, но были на «ты» с компьютером. Именно тогда Марина Скуратова решила заняться продвижением мужа, пыталась организовывать его выставки и предлагать коллекционерам полотна никому не известного современного художника. В России в начале девяностых спроса на искусство не было, и тогда женщина взяла несколько работ мужа и поехала в Париж, где ее бывшая сокурсница на улицах рисовала портреты всех желающих за пятьдесят франков. Через год Марина вернулась для того, чтобы оформить развод, сказала, что и во Франции творчество Скуратова никого не заинтересовало, но прихватила еще несколько холстов.
Сам художник тоже иногда продавал свои работы у метро: настоящей цены, конечно, никто не давал, но в периоды особенной нужды ему приходилось расставаться со своими работами за гроши. Иной раз вырученных денег хватало на два-три дня. Иногда удавалось растянуть доход на неделю. Самой удачной сделкой он считал, что пару его картин приобрели для частной галереи…
Скуратов особенно не переживал. Доволен был тем, что после развода удалось быстро продать квартиру, в которой когда-то жил с женой, разделить с ней полученные деньги и на часть вырученных средств приобрести мастерскую, в которой теперь обитал. Туда он приглашал Дашу, всегда старался ее чем-нибудь угостить, иногда девушка встречалась в мастерской с его друзьями, такими же талантливыми и непризнанными художниками. Некоторые казались совсем опустившимися людьми, но, когда начинали говорить об искусстве, о Караваджо, Рембрандте, барбизонцах, сравнивать Камиля Коро и Левитана, слушать их можно было часами.
Однажды Скуратов позвонил Даше и сказал, что к нему пришел какой-то американец, который непонятно чего хочет. Американец по-русски не разговаривал, а Скуратов не владел иностранными языками. Когда Даша, которая по-английски изъясняться умела, пришла помочь своему другу, выяснилось, что немолодой иностранец владел не только английским, но и французским, испанским и итальянским языками. И цель визита заморского гостя казалась невероятной. Он сотрудничал с известными аукционными домами и сам был заядлым коллекционером, который открыл для себя недавно русского художника Скуратова, трагически ушедшего из жизни. Он даже показал Даше небольшой альбом, вышедший в итальянской серии «Мастера живописи». Альбом был посвящен творчеству этого русского художника. На обложке красовалась репродукция картины, на которой был изображен вагон пригородного электропоезда, трое пассажиров, которые на боку потертого чемодана выставили бутылку водки, разложили соленые огурцы и бутерброды с вареной колбасой. За окном пролетали едва видимые сквозь туман и дождь леса и поля. Картина называлась «На картошку». Скуратов посмотрел на эту репродукцию и удивился: «Кажись, моя мазня».
Даша прочитала биографическую справку и удивилась. О Скуратове составителям каталога было известно не так много. Лишь то, что в начале девяностых, в самый разгар творческой жизни, кто-то поджег его мастерскую, при пожаре погибло большинство его полотен. Потеряв почти все свое имущество, гений решил эмигрировать в Европу, но за одно только это желание его кинули в сумасшедший дом, где лишали всякой возможности заниматься любимым делом… В психбольнице художник скончался от передозировки антидепрессантами и был тайно похоронен в неизвестном месте. Однако его вдове, Марине Скуратовой, удалось нелегально вывезти во Францию часть уцелевших работ непризнанного гения…
Пока Даша зачитывала Скуратову эту биографию, американец рассматривал работы, развешанные на стенах мастерской, и лицо его вытянулось от удивления. Он обернулся и спросил:
– Мисс Шеина, вы можете подтвердить, что именно этот человек – автор всех представленных здесь картин?
Даша заверила иностранного гостя, что это работы хозяина мастерской, который и является художником Скуратовым.
– Весь мир его оплакивает, а он, оказывается, жив, работает и выглядит вполне здоровым! – восхитился американский коллекционер.
И тут же рассказал, что попросил знакомых разузнать что-нибудь о родственниках гениального русского художника, надеясь, что у них сохранилось что-то из его наследия. На Западе, конечно, ценится несколько другая живопись, но некоторых любителей искусства интересуют не только во много раз переоцененные творения классиков, но и полотна талантливых современников, на которых представлена настоящая жизнь. И Скуратов приобретает популярность как раз в среде таких людей. И цены на его картины растут из года в год. Очевидно, Марина, понимая это, придерживает пока его картины, ждет, когда появится возможность получить настоящую прибыль. Сама она выглядит вполне обеспеченной женщиной, имеет небольшой особняк в пригороде Парижа, домик на побережье Лигурийского моря и стройного молодого мужа-итальянца…
Скуратов выслушал все молча, иногда, правда, кивал, словно рассказывали то, о чем он знал уже давно. А когда американец предложил ему отправиться вместе с ним в Европу, где можно организовать выставку в какой-нибудь известной галерее, встретиться с представителями солидных коллекционеров, продать несколько работ через аукционные дома, художник наотрез отказался:
– Не поеду никуда!
Даша удивилась и поинтересовалась, почему он хочет упустить такую возможность, неужели ему не нужны слава и деньги? Скуратов ответил, что он патриот, ему и здесь хорошо. Но потом добавил, что если она скажет, что ехать надо обязательно, и согласится его сопровождать, то он, пожалуй, сможет жить где-нибудь в другом месте – пусть даже и в Париже.
– А я в качестве кого поеду? Меня же не приглашали, – удивилась Даша.
– В качестве моей жены, – неожиданно ответил Скуратов. – Я вас давно люблю, только признаться все не решался. Или вас смущает, что я недостаточно молод? Но ведь это не главное. Я буду вас обожать, вы станете моей музой, я вас прославлю, мы разбогатеем. И к тому же, например, Тициан прожил сто шестнадцать лет и жил бы еще дольше, не заразись он чумой, когда поцеловал умирающего сына… Предположим, и я проживу столько же, значит, мне предстоит любить вас еще лет шестьдесят, и я постараюсь, чтобы эти годы стали самыми счастливыми в вашей жизни… Неужели вы не хотите стать любимой женщиной знаменитого художника?
– Мне очень лестно, но это не для меня, – вздохнула Даша, – я вас очень уважаю и ценю…
– Этого достаточно, – обрадовался Скуратов, – большинство женщин выходят замуж не только не любя, но даже не уважая своих избранников!
Но Даше этого было недостаточно, и она могла предложить влюбленному художнику только дружбу. Но уговорила Скуратова отправиться в Европу одного.
Он вернулся через полтора месяца – помолодевший и небрежно-респектабельный. Привез ей чемодан подарков, сказал, что все эти платья и блузки купил на распродаже, все, по его словам, отдавали практически даром, и он не мог не взять, чтобы порадовать свою подругу. А еще он рассказал, что побывал у бывшей жены и забрал половину оставшихся у нее своих работ. Правда, ее новый муж не хотел отдавать картины и даже полез в драку. Скуратов ударил его в ответ и немного не рассчитал силы, а потому пришлось забрать не все работы, как он планировал, а только половину, чтобы итальянцу было на что вставить передние зубы.
