Совсем неприятная: она сама… нет, не убийца, конечно, но связана со всей этой историей. Соучастница? Тогда она обольщает и очаровывает его, Кемаля, нарочно?
Самая простая: это вообще не тот самый листочек.
– Вы позволите посмотреть? – Кемаль быстро выдернул папку из-под руки удивленной Айше. Простая версия рушилась на глазах: листочек, может быть, и другой, но номер и почерк – увы!
– Откуда здесь этот листочек? Только не говорите, что не имеете ни малейшего представления, – в его голосе звучали такие жесткие нотки, что Айше захотелось обидеться.
«Почему он так со мной разговаривает? Какое он имеет право… Видимо, имеет, если речь идет о деле. Листочек… что это еще за листочек?» – Айше протянула руку к папке, чтобы честно ответить на его вопрос, но Кемаль остановил ее:
– Не трогайте. Только ваших отпечатков здесь не хватало! Если вам хочется делать вид, что вы его впервые увидели, вот, пожалуйста, – он пододвинул к ней папку, осторожно держа ее за края, как держат дорогие антикварные музыкальные диски.
– Хотите – верьте, хотите – нет, но я не заглядывала в папку, – медленно, стараясь быть убедительной, заговорила Айше. Она многое вдруг поняла, и на нее навалилось чувство не то усталости, не то отчаяния от невозможности открыть глаза и, проснувшись, оказаться вне этой истории. – Вы что-то подобное предвидели, да? И поэтому все время крутились вокруг нашего дома и… – она на секунду замялась, – и вокруг меня? Не пойму, кто и зачем втягивает меня во все это? Или мне просто не везет? Вы, конечно, уверены, что этот листок тот самый?
– Строго говоря, моя уверенность ничего не доказывает. Нужно заключение экспертов. Но мне показывали на специальном экране следы от шариковой ручки в том блокноте – похоже. И очень.
– Но что это доказывает? Почему он оказался в этой папке? Кто его туда положил? Мехмет – он привез папку брату, Сибел – она составляла контракт, мой брат – он вносил туда свои замечания? Кто-то посторонний, неизвестный нам? Тогда он вхож или к Сибел с Мехметом или в офис моего брата. Кто-то пытается связать нас с убийством или листочек случайно попал в эту папку?
– Это пока неясно. Ясно одно: мне не позавидуешь!
– Почему, господин Кемаль? Вам-то что? Даже хорошо: вон какую шикарную улику обнаружили! – с горечью сказала Айше. – И мы теперь по разные стороны баррикад. А были ведь почти единомышленники, да?
Кемаль вздохнул.
– Вы представляете, как это будет выглядеть? Мехмет и ваш брат дружно заявят, что никогда в жизни не видели и не держали в руках никаких желтеньких листочков. Вы говорите то же самое. И улика превращается в нуль. Даже в минус единицу, потому что выяснится, при каких сомнительных обстоятельствах я ее обнаружил. Привел свидетельницу в ресторан, поил ее вином, ваш адвокат будет настаивать на том, что эту бумажку я же и подсунул!
– Перестаньте говорить ерунду! Вы же пока не в суде. И мы с вами оба прекрасно знаем, как вы эту улику обнаружили. Не будьте бюрократом. И попробуйте поверить, что я действительно не видела этой бумажки раньше. Я не настолько безумна, чтобы носить в сумке такую улику. Которую проще простого уничтожить.
– Да, задумчиво проговорил Кемаль, – странно, что ее не уничтожили. Видимо, в этом есть какой-то смысл. Как и в оставленном чулке. Значит, вы настаиваете на своей версии?
– Конечно! – воскликнула Айше. – Ну пожалуйста, господин Кемаль, давайте вместе (опять вместе!) подумаем, что все это может значить! Я не хочу снова остаться наедине сама с собой во всей этой неразберихе. В конце концов, я боюсь! Да-да, что вы на меня так смотрите? Боюсь. И если бы вам убийца или кто-то подсунул в сумочку улику – вы бы тоже боялись! Надо все выяснить. Давайте прямо сейчас позвоним брату и Сибел с Мехметом и обо всем спросим!
– Не думаю, что это будет правильно. Скорее всего, тот, кто положил листочек в папку, ничего не скажет. А мы проинформируем его о том, что мы знаем.
– Вы говорите «мы»? – с надеждой спросила Айше.
– Говорю. Вы же просили «вместе» подумать. И даже произносили слово «единомышленники». И я с радостью буду на вашей стороне, и помогу вам, если нужно, и приму вашу помощь, и подарю вам кучу сюжетов для ваших романов – если вы мне ответите на один-единственный вопрос.
– Какой? – напряженно и неестественно звучит, нехорошо, увы, нехорошо и неубедительно.
– Почему вы ничего не говорите о том, кому принадлежит этот номер? Или я должен поверить, что вы и этого не знаете?!
Глава 14. Сплетница
– Вытеснение, – сказала Айше. Глядя в сторону. После паузы. И вздоха. Или глубокого вдоха?
– Что «вытеснение»? – не понял Кемаль. – Мстите мне за «микрочастицы»?
– Что-что? – она была озадачена и вновь смотрела прямо на него, не пряча взгляда.
– Получилась такая же модель диалога. Помните? «Микрочастицы. – Что микрочастицы?» – и я стал объяснять. Только теперь мы поменялись ролями. Объясняйтесь.
– Есть такой термин у психологов. Все, что нам неприятно, о чем мы, пусть неосознанно, не хотим или боимся думать, вытесняется из нашего сознания.
– И вы не хотите или боитесь…
– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Откуда его телефон у этой девушки? И почему он вчера ничего не сказал?
– Ну, это-то как раз самое простое. Он мог ничего не сказать по самым разным, причем безобидным причинам. Вы ведь тоже вчера говорили совсем не то, что сегодня.
– Or any other reason why, – пробормотала она и тут же объяснила: – Это такой английский стишок, не берите в голову. По каким, например, «безобидным» причинам?
– Мало ли. Он же сначала не знал, что речь идет об убийстве, а когда узнал, испугался, что уже поздно откровенничать. И вообще, люди не очень любят разговоры с полицейскими, если их лично проблема не затрагивает. Так ведь проще: не видел, не знаю, понятия не имею.
– А вы уже знали, что там был его телефон? – вдруг встрепенулась Айше. – Почему вы мне сразу не сказали? Меня это, между прочим, касается. Вы должны были сказать!
– Должен? Во-первых, я не знал точно. На том листочке в сумочке последняя цифра не отпечаталась. Мы запросили телефонную компанию, и они прислали десять номеров и имен их владельцев. Их сейчас, наверное, всех опрашивают и проверяют.
– А вы видели этот список? И не заподозрили? Или вы забыли его имя?
– Айше, пожалуйста, – он не заметил, что назвал ее просто по имени, – не надо так нервничать. И так со мной разговаривать. Я не мог вам этого сказать. И не потому, что не был уверен, это вы и сами поняли. И не из-за того, что это служебное преступление: я вам рассказал о расследовании достаточно, чтобы вы мне поверили. Но это… как я мог вам сказать? Что ваш жених замешан в убийстве? А вдруг нет? Зачем тогда вам это знать?
– Я уже говорила, что он мне не жених. И дело не в этом. Но если бы был жених, то тем более я должна все о нем знать! Он мне ничего не сказал, ни слова об этой девушке и об убийстве, а теперь выясняется, что…
