Если у него нет алиби, то… Айше вошла в гостиную и несколько секунд постояла, глядя в окно. Ночной пейзаж она тоже любила, хотя он обычно не воодушевлял ее, а наводил на серьезные и грустные мысли. А таких мыслей хватало и без пейзажа.
– Может, расскажете мне о голубых розах? – отвлек ее от неприятных размышлений вопрос Кемаля. – Я и в кабинете у вас видел вышитую подушку…
– С нее все и началось. Возможно, когда-нибудь расскажу.
– Почему не сейчас? Вам бы надо отвлечься.
– Нет. В хорошем детективе нельзя отвлекаться. Там сюжет должен быть так закручен, чтобы ни действующие лица, ни читатель ни о чем постороннем не задумывались. Только: кто? где? когда? кому выгодно? Персонажам не полагается философствовать.
– А как же «Братья…» как их? Никогда не могу вспомнить русские фамилии. Кара… что-то черное?
– Карамазовы. Но вообще-то я не очень хорошо знаю русскую литературу. А вы, я еще вчера заметила, Достоевского читывали, да? Как же вы с таким образованием… оказались в полиции? – Айше чуть было не спросила прямо: «Как вы с таким образованием занимаете такую, судя по всему, ничтожную должность?» – но вовремя спохватилась.
Но Кемаль уже угадал истинный смысл ее вопроса, как он угадывал, как ему казалось, почти все, что она думала.
– А я не карьерист, – ответил он на незаданный ею вопрос, – я философ. Мне нравится процесс, а не результат, как вам в вашем писательстве.
– Но найти убийцу – это разве не результат? Или вы к нему не стремитесь?
– Не ловите меня на слове. Это результат, но мне он важен только как завершающая фаза процесса поиска. Мне все равно, кем окажется эта девушка – богатой наследницей или никому не интересной уборщицей. Я буду в любом случае добросовестно и нудно опрашивать всех и просчитывать алиби по минутам. А так карьера не делается. Но мне неинтересно делать карьеру. Я не знаю, что бы я делал целый день на месте даже моего начальника, а он тоже не бог весть какая величина. Интриги, разговоры, взаимоотношения… все это не для меня. Так как насчет голубой розы и вышитой подушки?
Айше засмеялась:
– Вас не свернешь с намеченного пути допроса. Мне даже не хочется рассказывать, потому что вы будете разочарованы. Это своего рода моя доморощенная философия, и, поверьте, в ней нет ничего интересного и относящегося к нашему убийству.
– Как знать? Я вам, между прочим, не рассказывал, что у девушки была татуировка на плече?
– Нет, не рассказывали. А при чем здесь татуировка? Это сейчас модно среди молодежи, – слегка пожала плечами Айше.
– А при том, что это цветок – угадайте какой?
– Я так понимаю, это роза. Надеюсь, не голубая?
– Нет, татуировка не цветная, обыкновенная черная. И, к сожалению, поддельная.
– Почему «к сожалению»?
– Для расследования было бы проще, если бы она была настоящая. Салонов, где их делают, не так много, можно было бы предъявлять фото. А поддельные на каждом шагу предлагают в любой курортной зоне.
– «Татуированная роза»… – сказала Айше, озадачив Кемаля, но, прежде чем он успел переспросить, пояснила: – Пьеса Теннеси Уильямса. А вам нужно знать «Имя розы» – каламбур получается. Литературоведческий.
– «Имя розы» – это, кажется какой-то роман? Что-то знакомое, чуть ли не детектив? Или это фильм?
– И то и другое. Детектив. Стилизация под средневековье. Кстати, очень удобный прием для писателя. Никакого риска, что профессионалы поднимут на смех: ни отпечатков пальцев, ни этих ваших микрочастиц – фантазируй, как хочешь. Или философствуй, как Достоевский. Что-то наш подозреваемый не едет, – сказала она после небольшой паузы.
– Наверное, его что-то задержало. Он же звонил с работы.
– Улики сжигает… Между прочим, почему вы не спросили, кто звонил только что?
– Я подумал, что, если это имеет ко мне отношение, вы сами скажете. Вы же меня упоминали в разговоре, значит, сами скажете.
– Все так странно. Звонил мой сосед по этажу, господин Орхан Алтынель. Вы с ним и с Фатош виделись.
– Он случайно не вспомнил ли тоже, что видел эту девушку? Что-то вы все, как сговорились! – насмешливо сказал Кемаль.
– Я не знаю, что он вспомнил, но он начальственным тоном приказал вам быть у него завтра в половине двенадцатого. В одиннадцать у него рандеву с моим братом, старик будет писать завещание. Вы ему нужны как свидетель, он и меня звал, но я завтра работаю, и еще у него к вам «личное дело», как он выразился.
– Интересно. Очень даже интересно…
Они помолчали.
– А про голубую розу я вам расскажу. Правда, не знаю, зачем? – начала Айше нерешительно. – Все мои друзья об этом знают, а мы, кажется, почти подружились, да?
– Мне хочется в это верить, Айше, – Кемаль почувствовал, что говорит слишком серьезно и торжественно. Как-то даже фальшиво, как в романе. Хотя она же сама сказала, что мы персонажи. Интересно, кто тогда автор? И не сочинил ли какой-то неведомый писатель и весь этот детектив с главным героем – доктором Октаем? Не многовато ли косвенных улик, указывающих на него?
Надо бы узнать, есть ли у него враги. Наверняка есть – если уж любимая женщина так легко от него отступилась…
Ладно, подождем… послушаем и пофилософствуем.
Глава 16. Рукодельницы
– Чайник, наверное, весь выкипел, – поднялась с кресла Айше. – И надо позвонить брату, и Сибел, и Софии. Может, отложим философствования?
Она, не дожидаясь ответа, быстрыми легкими шагами прошла на кухню, выключила обиженно фыркающий чайник и, вернувшись в комнату, спросила:
– Вы хотите чаю? Или кофе? Я лично нет – после такого прекрасного ужина.
– Спасибо, я тоже ничего не хочу, – Кемаль видел, что ей зачем-то нужны эти перемены тем.
Айше вышла в прихожую.
«Надо бы купить радиотелефон или переставить этот в гостиную, – на ходу подумала она. – Но если я скоро уеду, и как минимум на полгода, то зачем что-то менять? Ой, а ведь тогда мне не нужна и квартира! И, кажется, срок аренды скоро кончается. Надо брата спросить».
Она набрала домашний номер брата. Занято. Занято было и у Сибел.
Может, они между собой разговаривают? Звонить Софии почему-то не хотелось. Сейчас приедет Октай, и все разъяснится без Софии.
Она вернулась в свое кресло в гостиной.
– У всех занято. Чтобы не терять времени, расскажу вам про голубую розу. И вы убедитесь сами, что эта философия или лирика совсем из другого романа. Я росла без матери, у родственников. То у одних, то у других. Брат не хотел никому отдавать меня насовсем, зарабатывал сколько мог. Впрочем, дело не в этом. Когда мне было лет девять, я жила у одной старенькой родственницы, вместе с ее внуком. Она приходилась мне, кажется, двоюродной или даже троюродной бабушкой, но я считала ее просто бабушкой и так ее и звала. Вообще, я ее любила больше всех женщин, с кем мне приходилось жить. Я прожила у нее год или полтора, когда она вдруг начала хуже видеть…
