– Нормально… Скучаю по тебе.
– Шутишь?
– Не шучу, – серьезно ответил я.
– Я рада тебя видеть.
Я окончательно растерялся и, конечно же, обрадовался услышанному.
– Может, после концерта поужинаем вместе? В «Лондонской», на нашем старом месте?
– Хорошо, – ответила она. – Я приду с Аллой. То есть с Аллой Ларионовой.
– Я все подготовлю, – обрадовался я, – и встречу вас у входа в гостиницу.
– Не надо. Ты будь на месте. Мы придем сами. Эдик нас проводит.
Ей пора было выходить на сцену. Она встала, закинув голову, посмотрела вверх. Волосы ее трепетал ветер, они завихрились, и это делало ее похожей на шаловливую девчонку, которая в «Вольном ветре» в Ялтинском порту раскачивалась на огромном кране высоко в небе.
В «Лондонской» я сидел за нашим любимым столиком в самом углу, возле оркестра. Принесли холодные закуски, холодное шампанское с коньяком и, конечно же, цветы. Я не спускал глаз с парадной двери. Наконец она распахнулась, и они вошли – Лина и Алла в сопровождении Эдика. Весь зал обернулся в их сторону. Гуляющие одесситы аж зааплодировали, кто-то даже встал…
Девочки действительно были прекрасны, нарядны и очень красивы. Я бы даже сказал, очень эффектны в своих легких длинных вечерних платьях. Да! Вошли настоящие звезды, ничем не уступающие западным.
Я усадил Лину рядом с собой. Глядя на мою одесскую девочку Ли, я просто пьянел и балдел, и снова хотелось плакать, как тогда на пароходе «Победа». Только теперь от радости.
Я кивнул своим приятелям-оркестрантам, и они, зная мое желание, заиграли наш любимый знаменитый «Маленький цветок». Лина как-то по-детски тихонько захлопала в ладоши и весело сказала, обращаясь к нам с Эдиком:
– Ну что ж, будем танцевать и даже пить! Мужчины, я разрешаю вам выпить по рюмке коньяку!
Глядя на нее, я подумал, что ее избаловало мужское внимание и что у нее появилась какая-то новая привычка становиться центром внимания. И мне на минуту вспомнилась та одесская девочка Ли, что стояла за веревочным оцеплением возле оперного театра и которую не пускали дальше любопытной толпы… Невольно улыбнулся.
– Ты чему? – спросила она.
– Ничему. Просто смотрю на тебя и любуюсь. Ты красива, как никогда.
Я не скрывал своего восхищения, чем, вероятно, доставил ей удовольствие. Она протянула ко мне свой бокал и тихо сказала:
– За нас.
Вечер прошел прекрасно и незаметно быстро. Провожая их из «Лондонской» в «Красную», где они остановились, я спросил:
– Почему ты ушла… тогда?
– Я не ушла. – Она грустно усмехнулась и добавила: – Я просто бежала. От тебя…
– Но почему? Зачем?
– Случается так, что человек уходит. Уходит, и ничто не может его остановить. Не надо ворошить прошлое. Вечер такой хороший! Поговорим лучше позже. В Москве…
– Значит, мы встретимся?
– Ну, конечно, – она рассмеялась. – Ты забыл, у нас ведь еще осталось озвучание «Последней жертвы».
– Ну да, – пробормотал я. – А я-то думал…
У «Красной» мы распрощались. Лина нежно поцеловала меня в щеку и исчезла за дверью гостиницы. А я побрел по пустынной ночной Одессе в свою «Лондонскую»…
На следующее утро я еще спал, когда раздался телефонный звонок. Звонила Лина. Ничего не понимая спросонья, я буквально завалил ее вопросами:
– Это ты? Ты где? Вы что, не улетели?
– Я здесь, в Одессе. На Пушкинской, недалеко от вокзала…
– Так это рядом! – обрадовался я. – Бегу к тебе навстречу. А ты иди по направлению к «Лондонской».
И вдруг слышу убийственное:
– Я пошутила. Я звоню тебе из Москвы, из дома. Прости, что разбудила.
– Ну и шутки у тебя… – только и смог выдавить я из себя после паузы.
– Не сердись. Я люблю тебя. И жду. Приезжай поскорее.
Вскоре я вернулся в Москву, и мы встретились на первом озвучании «Последней жертвы», где, помню, публично при всей группе сделал ей предложение стать моей женой.
Лина ответила: «Да».
Больше мы не расставались!
Нет, на несколько дней все же пришлось. Ей нужно было отработать несколько запланированных встреч со зрителями в Красноярске. Когда она вернулась, я ей сообщил, что ушел из Художественного театра.
Я уже говорил, что эта мысль посещала меня не раз. Но именно в Одессе я ощутил, как мне стало пусто и одиноко в театре. Как мне бесконечно не хватает в моей жизни Лины!
«Мы оказались с Олегом на площадке фильма “Последняя жертва”. Вели себя друг с другом как старые друзья. И вдруг, как мне казалось, совершенно на ровном месте, Олег сделал предложение. При этом присутствовала Алла Ларионова. Он сначала попросил ее: “Алла, ну скажи, чтобы она вышла за меня замуж!” И тут уже я перестала сомневаться…»
(Лионелла Пырьева)
Письмо из Германии
«Саксония.
г. Дрезден. Германия.
15 ноября 1979 г.
Любимая моя!
Расстаться все-таки пришлось. «Но это ненадолго», – утешаю я себя. Каких-то 10 дней… Но, как подумаю… Боже мой! Целых 10 дней! Это же – вечность! Ведь мы не расставались ни на час. И вот через четыре с лишним года пришлось.
Смотри-ка, а четыре с лишним года – это уже срок! Хоть злые языки и пророчили нам, что «они через неделю разбегутся», однако их предсказания не сбылись. А мы скоро будем праздновать наш первый, пятилетний юбилей!
Остановились мы в Дрездене, все в том же отеле, как и прежде. Ты в нем жила. Я здесь уже третий раз. Первый раз мы были здесь в 1957 г. с премьерой «Сорок первого», который возили по всей ГДР. Нас было трое: Крючков, Чухрай и я. Второй раз – гастроли МХАТ в 73 г. И вот, бог любит троицу, – картина С. А. Герасимова «Юность Петра». О Дрездене ничего писать тебе не буду – ты прекрасно его знаешь. Все тот же отель и та же набережная на Эльбе (гирлянды, по-моему, там горят все время), ну, и Цвингер с его знаменитой галереей.
Снимать мы выезжаем в загородный дворец короля Августа. Мне нравится работать в таких реальных старинных интерьерах. Ну вот, к примеру, когда работаешь в интерьере особняка Саввы Морозова (помнишь?) или в Зимнем дворце… Ну, разница в том, что здесь – все чужое и незнакомое. Работается спокойно, уютно – никто не мешает. Сергей Аполлинариевич вообще не любит суеты и мельтешни. Снимаем сцены с Вадимом Спиридоновым с одного дубля, и не потому, что Герасимов бережет «Кодак», а просто говорит свое привычное: «Стало быть, хорошо-отлично!…»
