Алексей, погруженный в задумчивость, подошел к лоткам, где продавалось курево. На стуле позевывал грузноватый мужик с квадратным черепом. Короткие волосы тронуты сединой. Он узрел потенциальных покупателей, насторожился, глаза его забегали. Он заулыбался офицерам, как старым знакомым. Ассортимент у местного коммерсанта был неплох: «Беломор», «Север», самосад, нюхательный табак.
Капитан полез в карман за мятыми рублями, отсчитал, сколько нужно.
Березин тоже достал деньги, нахмурился и сказал:
– Евсей, ты не наглеешь, нет? В прошлый раз было дешевле.
– Командир, так я же не с небес это беру, – пробормотал торговец. – Цены растут, да и поставлять скоро будет нечего, кончается табак на складах. Ты бери, командир, побольше, пока есть. Скоро лавочка моя закроется. Будешь в государственных магазинах в очередях стоять, вонючую махру курить.
– Вот ворье проклятое! – пробормотал Березин, отсчитывая требуемую сумму. – А как без них? Курить ведь надо. В магазине хрен достоишься. А чем ты займешься, Евсей, когда лавочку твою прикроют, а тебя почему-то не посадят? Нищенствовать пойдешь? Или в лес, к хлопцам? А что, они тут все такие, – сказал Березин Алексею. – Днем рядятся под добропорядочных граждан, где-то работают, нашим улыбаются. Чуть вечер – достают из тайников свои фамильные шмайсеры и айда крошить тех, перед кем недавно лебезили. Тебя это тоже касается, Евсей.
– Командир, ты что такое говоришь? – У Евсея от возмущения глаза намокли. – Я что тебе сделал? Ты же знаешь меня. Я сам от лесных бандюг пострадал. Они у сестры моей корову увели, саму чуть не снасильничали. Я же чту законы, работаю, никого не трогаю, помогаю, как уж могу, Советской власти.
– Так это сестра твоя пострадала, а не ты. – Березин улыбался, распихивал пачки папирос по карманам. – Чего глазищами-то, Евсей, шмыгаешь? Сдача где? Ты что мне суешь? – Он разозлился, бросил на прилавок несколько рваных купюр. – На хрена мне твои карбованцы?! Нормальные рубли давай!
Торговец отвернулся, что-то бурчал, слюнявил, пересчитывал.
– И не паскудь мои деньги! – прошипел Березин.
Обиженный продавец протянул сдачу.
– То-то же, – сказал Лева, убирая деньги в карман. – Это вам не времена благословенного Третьего рейха. Представляешь, Алексей, пока тут немцы стояли, в народе ходила фактически любая валюта – украинские карбованцы, польские злотые, немецкие марки. Ты не поверишь! В качестве разменной монеты использовались рубли и копейки, выпущенные до сорок первого года. Оккупационные карбованцы люди не больно-то привечали, за десять штук одну немецкую марку давали. Ладно, товарищ, ты на меня не обижайся. – Он подмигнул надутому торгашу и потянул Алексея к выходу.
Не за горами были сумерки.
Глава 4
Ночью кто-то стрелял где-то на севере. Алексей лежал на панцирной сетке, раздетый до пояса, босиком. Слева пепельница с окурками, справа командирский ТТ с патроном в стволе. Наган под матрасом. В кармашке рюкзака, который капитан сунул в угол крохотной комнатки, лежала граната.
Окно в спаленке было заколочено. Из второй комнаты сюда пробивался тусклый лунный свет. От назойливого мерцания не спасала даже штора.
Дверь он подпер ведром с водой, сверху приделал швабру. Береженого, как говорится… Хотя и стыдно боевому офицеру бояться чего-то неведомого, почти мистического, не имеющего четких очертаний. Ничего, стерпит.
Алексей курил. Сон никак не приходил к нему.
Несколько раз по коридору проходила странная особа Ванда Ефимовна. Он уже научился различать ее шаги.
Когда капитан вернулся в гостиницу, она первым делом осведомилась, не нужно ли ему чего, в разумных, естественно, пределах. Стоит ли задавать такой вопрос со столь кислой миной. Разумеется, нет! Впрочем, приятно, когда тебя считают представителем привилегированного класса.
В коридоре скрипели полы, ругались постояльцы. Кто-то возмущался отсутствием электричества.
– Вас это удивляет? – строго спросила Ванда Ефимовна. – Я похожа на электрика?
За стенкой ворочался сосед, машинист из Ворошиловграда.
Примерно в два часа ночи на севере началась стрельба. Слишком далеко, чтобы одеваться и бежать выяснять. Алексей насчитал восемь пистолетных выстрелов и две автоматные очереди. Потом все оборвалось, стало тихо. Капитан уснул.
– Ночь прошла спокойно, – отчитался утром комендант Глазьев. – Не считая пары неопознанных трупов в северной части города, на улице Хмельницкой. Лежали в огороде заброшенного дома. Соседи ничего не слышали. Чудеса. Видимо, все они внезапно оглохли. На другом конце города слышно было, а рядом – хоть разбейся.
– Одному на вид лет тридцать пять, – сказал капитан Ткачук, когда Алексей начал задавать вопросы. – Другой значительно старше, но выправка офицерская.
– У мертвецов бывает выправка? – с удивлением спросил Алексей.
– Да, офицерскую породу даже смертью не испортишь, – пошутил Ткачук. – Лежал красиво, как Андрей Болконский под Аустерлицем. Одеты в штатское – пиджаки, картузы. Ни стволов, ни документов. Убиты выстрелами в упор. Видимо, встречались с кем-то на заброшенной территории, но переговоры зашли в тупик. Оружие у них, разумеется, было, его забрали убийцы.
Через несколько минут милиционер в звании сержанта доложил, что личность человека в годах установлена. Это некий господин Левандовский, польский граф, бывший офицер австрийской армии. До тридцать девятого года имел поместье близ Задворни. Известно, что он сотрудничал с немецкой оккупационной администрацией, потом рассорился с истинными арийцами и исчез из поля зрения. Теперь граф появился и нашел свой конец на каком-то огороде, пал от руки безвестного убийцы.
– Причудливо как-то, – сказал Алексей. – Советую не тратить время на второстепенные дела, Клим. Эти двое не являлись советскими гражданами. Пусть покоятся с миром. Сосредоточься на работе с внештатной агентурой. Только действуйте скрытно, не надо сообщать всему городу, что мы что-то затеваем. Копайте под связников из леса. Ищите людей, к которым они приходят. Присмотритесь к местным активистам и добровольцам из истребительных отрядов. Если среди них нет лазутчиков из леса, то я ни единого дня не служил в СМЕРШе.
Патрулей на улицах прибавилось. Бойцы теперь ходили по трое. Были усилены стационарные посты у комендатуры и на подстанции. Солдаты под руководством угрюмого старшего лейтенанта Осипчука укрепляли позиции вокруг казармы, ставили забор, таскали мешки с песком для пулеметных гнезд. Что не давало им сделать все это раньше?
Осипчук рычал в повелительном наклонении:
– Всем работать! Даешь коммунистический субботник! Если еще раз обнаружу, что кто-то сбегал в самоволку, пусть даже за куревом – сгною на губе!
Часовые на входе потребовали документы. Алексей показал, дал пощупать и усмехнулся. Отчаянные времена требуют чрезвычайных мер.
