– Я распоряжусь, товарищ капитан, вас поселят по первому разряду, – пробормотал комендант. – И на довольствие поставят. Вы, наверное, проголодались с дороги. Рыков, чего глазами хлопаешь? Немедленно распорядись, чтобы товарища капитана поселили и накормили! Ирина Владимировна, а вы что стоите? – Он повернулся к женщине, которая дернулась от неожиданности. – Немедленно всю документацию мне на стол!
– Отправьте людей на дорогу со станции Тусковец, – распорядился Алексей. – Три тела в советской форме. Надеюсь, они еще там. Это переодетые бандеровцы. Подробности у капитана Ткачука. Еще два тела в морге. Один из этих парней имел отношение к вооруженному подполью. Покажите покойников местным жителям, возможно, кто-то их опознает. И не смотрите так, товарищ майор! – Алексей повысил голос. – На нас напали по дороге в Збровичи. Бандиты в новеньком советском обмундировании пытались захватить машину с продовольствием. Мне и капитану Ткачуку удалось отбить нападение. Ранен сержант, сопровождавший груз, погиб местный житель.
– Я понял, товарищ капитан. – В глазах коменданта помимо опаски появилось что-то вроде уважения. – Я срочно пошлю людей. Но потребуются подробности.
– Будут вам подробности, – отрезал Алексей. – Заодно подумайте, где бандиты могут добывать новую военную форму.
– Товарняк в Костополе в прошлом месяце разграбили, – вспомнил Рыков. – Это станция перед Львовом. Бардак в железнодорожном хозяйстве! Состав на запасных путях четыре дня стоял, бригаду не могли собрать. Дождались! Ночью бандиты на телегах подкатили, охранение вырезали, груз растащили. Виновные понесли наказание, но то, что пропало, уже не вернуть. Это не первый случай, товарищ капитан. – Рыков сокрушенно вздохнул. – Примерно три недели назад боевики, переодетые красноармейцами, въехали на полуторке в Родяники, где начал работать колхоз. Убили шестнадцать человек, сожгли сельскохозяйственные постройки, силосную башню, зернохранилище, запугали тех, кого не стали расстреливать. Все материалы будут в докладе. Разрешите заняться постановкой вас на довольствие?
Глава 2
Ему не требовались деликатесы и мягкая перина в безопасном особняке под охраной пулеметчиков. Алексей привык к спартанским условиям. Впрочем, никакой роскоши он и не увидел.
Повар в комендантской столовой лез из кожи, но блюда были невкусными, мясо горчило, картошка напоминала зажаренную медузу. В пыльном кабинете на втором этаже, где два красноармейца лихорадочно мыли пол, из мебели имелись только сейф, стол, несколько стульев и крючки для верхней одежды.
От присутствия немецкой администрации не осталось и следа. Его вытравили каленым железом, но порядок навести забыли.
Комендант выделил ему бойца, чтобы проводил до гостиницы. Впрочем, последнее слово стоило бы писать в кавычках. Здание барачного типа, стоявшее на задворках в глубине квартала, было неприлично старым, в стенах зияли пулевые отверстия. Впрочем, стекла были вставлены, крыльцо подкрашено, трава перед фасадом прополота.
Солдат сдал Алексея на руки сухощавой особе в темно-синем безвкусном платье и поспешил ретироваться, сославшись на миллион служебных надобностей. Эта дама с ломкими, стянутыми в узел волосами и постным лицом представилась Вандой Ефимовной. Она провела его по голому коридору и показала крайнюю справа дверь.
На что-то подобное Алексей и рассчитывал. Первая комната, квадратов двенадцать, так называемая гостиная. Слева крохотная спальня. У входа условно действующий санузел, кран с холодной водой, что-то вроде душа. Окно в спальне заколочено, в гостиной задернуто шторкой, в которую любил сморкаться предыдущий постоялец.
– Прошу вас понять, уважаемый, – скрипучим голосом возвестила Ванда Ефимовна. – Это лучшее, что мы можем предложить. В других комнатах нет ни света, ни воды, там полностью сгнила проводка. Жильцы вынуждены пользоваться колодцем. Электрик – один на два района.
– Вы местная? – спросил капитан.
– Да. – Женщина сухо кивнула. – До войны я работала бригадиром на фабрике, потом перевели в гостиницу. Мой муж… – Она поколебалась, даже смутилась, насколько позволяли ей чопорность и сдержанность. – Он был украинцем, но работал на должности делопроизводителя в польской администрации. Его расстреляли немцы по ложному обвинению. Мой сын ушел в партизаны и погиб.
– Мне очень жаль, Ванда Ефимовна, – посочувствовал Алексей. – Спасибо, меня все устраивает. Не сказать, что в восторге, но терпимо. Если что-то понадобится, я сообщу.
– Хорошо, моя комната в другом конце коридора. Ключ на столе. В шкафу посуда, старые газеты, там же найдете постельное белье и утюг. Пользуйтесь, если понадобится. Это электрический утюг! – добавила она не без гордости и удалилась с высоко поднятой головой.
Алексей задумчиво смотрел ей вслед. Эта странная особа явно не рада «уставшим путникам».
Он вышел из оцепенения, запер дверь на щеколду и быстро осмотрел помещения. Унитаз зловеще выл, но работал. Кровать с панцирной сеткой напоминала западню.
Вид из окна заслуживал отдельного описания. Оно выходило на задворки, заросшие бурьяном. Цивилизация эту местность обошла стороной, если не считать оврага, заваленного мусором. За ним теснились деревья и кустарники, еще дальше вздымались крыши домов, стоявших на соседней улице. Пустырь выглядел не очень симпатично и меньше всего ассоциировался со словом «безопасность».
Алексей философски относился к подобным вещам. Все не может быть хорошо.
Он вернул штору в исходное положение, подошел к зеркалу, висевшему на ободранной стене. Собственное отражение давно разонравилось ему. Лицо темнело, выпирали скулы, глаза проваливались в черепную коробку и становились ко всему безучастными.
Война окончилась еще в мае, а он даже не помнил, чтобы шибко радовался этому факту. Лично для него бои продолжались. Ему неизвестно было, когда они утихнут.
Он вывалил на кровать содержимое рюкзака, отыскал коробку с патронами, зарядил наган. Расправил офицерскую форму, повесил на плечики, дотошно исследовал ее. Обмундирование было не новое, но тщательно отстиранное и зашитое. Пройтись утюгом, и не стыдно выйти в свет.
В коробочке лежали награды. Алексей задумчиво перебрал медали «За боевые заслуги», «За отвагу», орден Красной Звезды, покрытый рубиновой эмалью. Последней наградой он очень дорожил, надевал редко, не кичился. Получил ее капитан уже после завершения операции под Прагой.
Он убрал награды в рюкзак, отыскал в шкафу относительно чистое полотенце, принял душ. Алексей еще не разучился с юмором относиться к подобным процедурам. Вода текла исключительно холодная, причем прерывисто.
После мытья он тщательно выбрился, облачился в чистое белье и завалился на койку с папиросой в зубах. Мысли следовало привести в порядок, отринуть все лишнее, что могло отрицательно сказаться на работе.
Жизнь мелькала перед глазами, как теплушки, гремящие по рельсам. Мертвая жена Иришка, оказавшаяся с дочуркой на той самой стороне Невского проспекта, которая «при обстреле наиболее опасна». Он не мог представить их мертвыми.
