Увы, среди пораженных этим раком оказываются и жертвы, те, кто нашел мужество противостоять диктатору, кто, согласно Борхесу, «боролся с печальной рутиной» авторитаризма. На чистую ложь ответить чистой правдой легко. На полуправду – гораздо тяжелее, приходится хитрить и придумывать красивые ловкие ходы. В результате факты оказываются как бы в дымке, теряют очертания, становятся частью общего батального полотна. А иногда перестают быть фактами как таковыми. Вернемся к истории о том, как Хорхе Луису Борхесу предложили стать инспектором по надзору за качеством кур и кроликов на рынке. Версия писателя такова: «В 1946 году к власти пришел президент, чье имя я не хочу называть. Вскоре после этого меня почтили уведомлением, что я получил “повышение” – меня переводят из библиотеки на должность инспектора по торговле птицей и кроликами на городских рынках. Я отправился в мэрию выяснить, что это означает. “Послушайте, – сказал я, – довольно странно, что среди многих сотрудников библиотеки именно меня сочли достойным этой новой должности”. “Что ж, – ответил чиновник, – вы же были сторонником союзников, чего ж вы ожидали?”» История замечательная и, казалось бы, совершенно типическая – см. все написанное здесь выше. Однако есть и другая версия этих событий, кажется более точная. Ее изложил Эдвин Уильямсон в вышедшей в 2004 году книге «Borges. A Life»
[27]. Версия эта такова.
Летом 1946 года новоизбранному президенту Перону было не до высоколобого писателя, о существовании которого он к тому же не знал. Перон занимался массовой чисткой рядов госаппарата, образовательных и культурных учреждений – то есть тем, чем обычно занимаются диктаторы, либо придя к власти, либо обновляя и освежая собственный режим. За каждое отдельное направление кадровой перетряски отвечали особые люди и департаменты. Именно те из них, что отвечали «за культуру», и составили список нежелательных сотрудников государственных и муниципальных культурных органов. В этом списке из двух тысяч человек была и фамилия Борхеса. Однако Борхес – пусть Перон и не знал о его существовании – казался слишком известным именно в культурных, литературных кругах, чтобы его вот так запросто взять и вышвырнуть со службы. Оттого один из сотрудников Секретариата культуры города Буэнос-Айреса, поэт-католик Мигель Анхел Эчеберригарай, решил спасти Борхеса от увольнения, переведя его в ведомство другого департамента. Иного пути не было, ибо человек, попавший в черные списки, не мог далее занимать свой пост. В конце концов писателя решили сделать инспектором Департамента бортничества (Direccion de Apicultura). Другой литератор-госчиновник, Рауль Салинас, даже пошутил, мол, какая сладкая должность будет у поэта. По мнению того же Салинаса, Борхес и его друзья исправили слово apicultura на слово avicultura (птицеводство) и распространили слух: писателя назначают инспектором по присмотру за курами, чтобы его унизить. По мнению Уильямсона, подобный вариант развития событий вполне похож на правду – и он говорит в пользу Борхеса, в пользу его умения заранее наносить удары по гораздо более мощному врагу. Иными словами, чтобы избежать публичного унижения и открытых преследований, Борхес изобразил дело так, что он уже стал объектом подобных унижений, к тому же зловеще-комических. И, будучи писателем, обладавшим тихим безупречным чувством юмора, Борхес не мог не добавить к «курицам» – «кроликов».
Легенда совершенно безобидная – и даже милая. Но смущает в ней как раз ее безобидность, то есть кажущаяся безобидность. Да, то, что перонисты (путинисты, трамписты, маоисты, нацисты и прочие нехорошие люди) врут, – это типично и это чудовищно. Но когда говорят неправду о перонистах (путинистах, трампистах, маоистах, нацистах и прочих нехороших людях), то это ничего – ибо неправда об этих людях все равно будет бледнее чудовищной правды о них. Это не так. Тем более для писателя, чья обязанность – противостоять печальной рутине красивого искажения скучных фактов ради снискания симпатий публики.
Царь настоящий
В России ставят сразу два памятника Ивану Грозному – такова была главная летняя новость 2016 года с исторического фронта РФ. Впрочем, новость особых споров и даже эмоций не вызвала – по крайней мере, так сейчас представляется. Почему? Думаю, полезно попытаться ответить на этот вопрос. Ну или хотя бы подумать над ответом.
Оставим в стороне самое простое объяснение – лето, отпуска, пляжи (или, наоборот, задыхающиеся от жары и удушья большие города), серьезные вещи оставлены на осень и все такое. Это верно, но ведь многое происходившее с июня по август предыдущие два с половиной десятка лет российской истории живо волновало людей, несмотря на время года и погоду. В августе 1991-го случился путч, а за год до того в июне была принята Декларация о государственном суверенитете РСФСР, подорвавшая основы Советского Союза. В последующие годы – пусть и преимущественно в августе, но иногда и раньше – стряслись самые разные неприятности: дефолт, гибель «Курска», война с Грузией, война на Украине, сбитый «Боинг». Все это обсуждалось на самых повышенных тонах – в отличие от нынешней истории про Ивана Грозного. Я понимаю, конечно, что есть огромная разница между войнами, катастрофами человеческими и финансовыми – и какими-то там памятниками. Однако напомню, что правитель, которого теперь хотят увековечить сразу в двух населенных пунктах Российской Федерации, был непосредственно причастен к тяжелейшим войнам, актам изуверской жестокости, к разорению собственного царства, к последующим его бедам – да и, попросту говоря, был инициатором вышеперечисленного. И еще одна очень важная деталь – до нынешнего времени никаких памятников Ивану Грозному в России не было, в отличие от многих других монархов. Значит, дело тут необычное. А отклика все равно почти нет.
Конечно, от глупости – и, довольно часто, от намеренной мерзости – инициатив самых разных властей нынешней России все довольно сильно устали, по крайней мере те, кто дает себе неприятный труд за этими инициативами следить. Каждый раз, когда Государственная дума принимает закон, противоречащий общественному интересу, здравому смыслу и представлениям о человечности вообще, возмущенный хор негодует, на депутатов сыпятся самые разные обвинения, которые те совершенно не принимают в расчет. Ну то есть они их как бы просто не замечают. Нет такой вещи, как «общественное мнение», есть необходимость делать то, что приказали, – или то, что могут приказать, оттого желания приказывающего хорошо бы предугадать заранее и исполнить даже до появления соответствующих намеков. Забавно, что приказывающие (условно назовем их «Кремль») довольно часто и не помышляют о некоторых из нелепых гадостей, которые Государственная дума штампует, но потом – когда дело сделано и соответствующий закон принят – оказывается поздно. Так что остается только оправдывать суетливых депутатов, по-отечески журить их за поспешность, корректировать то, что можно скорректировать. А остальное… остальное просто оставить в неупотребительном покое до лучших – или худших – времен. Ведь любой бессмысленный закон может пригодиться когда-нибудь, когда захочется посадить уж особенно неуловимого оппонента, запретить нечто уж совсем отдаленно опасное – или вообще продемонстрировать, кто в стране хозяин.
