– Вживленный процессор! – произнес он вслух.
Неужели это случилось? Неужели он во сне каким-то образом вошел в компьютер, который вживили ему в мозг? Неужели он смог дать ему команду произвести какие-то действия? Запустить программу, чтобы решить задачу? По-видимому, именно это и произошло. И компьютер, видимо, решил задачу, а потом перебросил решение ему в мозг. Неужели это и случилось? А почему бы и нет? Это самое логичное, правдоподобное, наименее пугающее объяснение. Он дал своему компьютеру команду включиться, рассказал все, что произошло, записал это в его память, добавил свою гипотезу. И после этого заснул глубоким сном, кажется, без всяких сновидений.
Он проснулся уже в девятом часу. Включил кофеварку, потом позвонил доктору Снэрсбрук. Ее автоответчик сказал, что она ему перезвонит. Она позвонила, когда он доедал второй кусок поджаренного хлеба.
– Доброе утро, доктор. У меня для вас есть одна интересная новость.
Когда он рассказал, что произошло, наступило долгое молчание.
– Вы слушаете?
– Да, извини, Брайан, я просто обдумывала то, что ты сказал… И, по-моему, очень может быть, что ты прав.
– Значит, это хорошая новость?
– Невероятно хорошая. Постой, я должна отменить кое-какие дела и постараться увидеться с тобой в середине дня. Это тебя устраивает?
– Замечательно. Я буду в лаборатории.
Все утро он просматривал резервные копии своих прежних заметок, пытаясь снова погрузиться в атмосферу проделанной тогда работы, восстановить воспоминания, уничтоженные пулей. Странно было читать то, что писал он сам, – почти как послание с того света. Ведь Брайан, который это писал, уже мертв и навсегда останется мертвым. Он знал, что ему, четырнадцатилетнему, уже не вырасти в того двадцатилетнего, который это писал.
Ему были совершенно непонятны краткие заметки и обрывки программ, набросанные им в двадцать лет. Он безнадежно усмехнулся и вернулся к первой странице. Тут мог быть только один путь – продвигаться методично, прослеживая шаг за шагом. При всякой возможности заглядывать вперед, избегать тупиков и ложных путей. Но, в сущности, придется воссоздать все, что он уже сделал, проделать все заново.
В двенадцать тридцать ему позвонила приехавшая в «Мегалоуб» доктор Снэрсбрук; он отложил работу и отправился к ней в клинику.
– Заходи, Брайан, – сказала она, окидывая его критическим взглядом. – Выглядишь ты великолепно.
– И чувствую себя так же. Каждый день час-другой читаю на солнце и хожу на прогулки, как вы велели.
– Аппетит хороший?
– Еще какой – в армии прекрасно кормят. И посмотрите-ка… – Он снял бейсболку и потер голову, где уже начали отрастать волосы. – Уже почти ежик. Скоро у меня будет настоящая прическа.
– Швы не болят?
– Ничуть.
– Головокружение? Одышка? Утомляемость?
– Нет, нет и нет.
– Я очень довольна. Теперь расскажи мне в точности, что случилось, – во всех подробностях.
– Сначала прослушайте вот это, – сказал он, передавая ей кассету. – Я записал ее сразу после того сна. Если у меня тут такой голос, словно я чего-то накурился, так это из-за снотворного питья, которое вы мне дали.
– Это само по себе интересно. Не исключено, что транквилизатор был одним из факторов, способствовавших тому, что произошло.
Снэрсбрук три раза прослушала запись, делая какие-то заметки. Потом тщательно расспросила Брайана, снова и снова возвращаясь к одному и тому же, пока не заметила, что он устал.
– Хватит. Давай выпьем по чашке кофе, и я тебя отпущу.
– Вы не хотите посмотреть, не смогу ли я сделать это снова, на этот раз наяву?
– Не сегодня. Сначала отдохни.
– Я не устал! Я просто начал задремывать, потому что приходилось снова и снова говорить одно и то же. Ну, доктор, не упрямьтесь. Давайте попробуем еще раз, пока у меня все свежо в памяти.
– Ты прав – надо ковать железо, пока горячо. Ладно, начнем с чего-нибудь попроще. Возведи мне в квадрат… ну, скажем, 123 456.
Брайан мысленно представил себе это число, попробовал найти какое-то место, куда его занести. Повертел его в уме, напрягся так, что даже закряхтел, а потом произнес:
– 15 522 411 383 936 – вот сколько будет, я уверен!
– Ты знаешь, как тебе это удалось? – спросила она взволнованно.
– Не очень. Вроде того, когда что-то с трудом припоминаешь, как слово, которое будто вертится на языке. Раз – и поймал.
– А можешь ты это сделать еще раз?
– Надеюсь, что могу… да, а почему бы и нет? Не знаю, как это получилось во сне, но, по-моему, я еще раз могу. Только я не понимаю, как это делаю.
– Мне кажется, я знаю, что происходит. Но чтобы проверить свой диагноз, мне придется снова подключить тебя к машине-коррелятору. Посмотреть, что творится у тебя в мозгу. Не возражаешь?
– Конечно, нет. Должен же я узнать, как это получается.
Она занялась машиной, а он уселся в кресло. Тонкие металлические пальчики заняли свои места, он откинулся на спинку и собрался с мыслями.
– Вот что мы сделаем. – Она пробежала курсором по меню на своем экране. – Вот статья, которую я вчера загрузила в компьютер из журнала. Она называется «Активность протоспециализированных центров в ходе развития ребенка». Ты что-нибудь об этом знаешь?
– Кое-что знаю о протоспециализированных центрах. Это расположенные в стволе мозга нервные центры, ответственные за большую часть первичных инстинктов. Голод, злоба, секс, сон – вроде этого. Но такой статьи я, по-моему, не читал.
– И не мог читать, она вышла в свет всего несколько месяцев назад. Сейчас я загружу ее в память твоего вживленного процессора – под тем же названием. – Она быстро нажала несколько клавишей, потом снова повернулась к нему. – Теперь она должна быть там. Подумай, ощущаешь ли ты ее там?
– Нет, в общем, нет. То есть могу припомнить название, потому что только что его слышал.
– Тогда попробуй сделать то, что сделал некоторое время назад и тогда, во сне. Скажи мне, что написано в этой статье.
Стиснув зубы и нахмурившись, Брайан сделал мысленное усилие.
– Что-то такое… Не знаю. В общем, там есть что-то, только я никак не могу к нему подобраться вплотную. Зацепить как следует… – Вдруг глаза у него широко раскрылись, и он быстро заговорил: – «…По мере развития ребенка каждый простейший протоспециализированный центр слой за слоем накапливает память и навыки управления. В то же время каждый из них стремится искать новые способы влиять на другие и извлекать пользу из их деятельности. В результате более ранние варианты подобных специализированных центров становятся все менее обособленными друг от друга. По мере того как эти системы учатся объединять свои познавательные интересы, возникающие при этом перекрестные связи создают более сложные комплексы ощущений, характерные для эмоциональных переживаний более позднего возраста. У взрослого подобные системы настолько сложны, что даже мы сами не в состоянии их осмыслить. К тому времени как мозг пройдет все эти стадии развития, наше взрослое сознание оказывается многократно перестроенным и уже не способно припомнить или понять, каким было сознание ребенка».
