Сайт ресторана был выполнен в темных премиальных тонах. На загрузочной странице перед избранными открывались массивные ворота в какой-то секретный монастырь, очень похожий на шаолиньский. За воротами был японский садик. По ровной дорожке вы как бы приближались к мудрецу в оранжевом кимоно и вьетнамской конической шляпе нон. Мудрец медитировал, раскачиваясь в беседке-пагоде, как голова собачки на торпеде таксиста. У него были смеющиеся глаза и длинные висячие седые усы Фу Манчу.
Очень реалистично открывая рот, он произносил с сюсюкающим акцентом: «Добро пожаловать в “И-цзин”». Далее справа от него разворачивался древний манускрипт с разделами: «главная», «концепция», «меню», «доставка», «забронировать столик», «контакты» и «фотографии».
«“И-цзин” – это название великой Книги перемен на китайском языке, – так начинался раздел “Концепция”, куда первым делом залез Герман. – В этой книге есть все, что вы пожелаете и сможете из нее вынести. Точно так же ресторан “И-цзин” – это любые возможности для самого взыскательного клиента, к которому мы относимся сугубо индивидуально, как к неповторимой жемчужине. Сегодня не обязательно отправляться в далекое путешествие по Китаю, Японии, Таиланду, Корее и Вьетнаму. Каждая из этих кухонь представлена в самом изысканном ресторане, известном только избранным, тем, кто этого достоин. “И-цзин” – великие перемены вашего вкуса в самом центре Москвы».
Судя по всему, создатели ресторана пытались совместить несовместимое: доступный традиционализм, универсальность и дорогую элитарность для посвященных. С одной стороны, они не хотели терять клиентов, поэтому пытались всем угодить, с другой – задирали цены, объясняя это статусностью заведения и эксклюзивным подходом. Типичная ошибка вечно дрищущих со страха толстосумов.
Герман порылся в разделе «меню»: среднее блюдо стоило около полутора тысяч рублей.
– О чем ты думаешь, глядя на эту картинку? – спросила Надя.
Они сидели в беседке-пагоде, закрытой тканями с узором из иероглифов, на острове уединения посреди водоема тишины, по которому плавали диодные кувшинки-свечи. Ландшафтная черепаха для водоемов, приклеенная к пластиковому камню, не замечала подкравшегося к ней садового аиста из полистоуна. К беседке вел тростниковый мост. Чуть в отдалении, там, где был по фэн-шую разбит японский сад, в воду с приятным релаксирующим журчанием падала струйка водопроводной воды. Со стороны могло показаться, что Герман и Надя устроились за низким столиком в позах лотоса, однако под каждым столом в ресторане «И-цзин» было предусмотрено углубление, куда европеец мог опустить отечные ноги. Перед ними стояли столик для китайской чайной церемонии, бурбон и тарелка со свининой. Была зажжена ароматическая палочка, звучала приятная музыка, глубокими позитивными вибрациями плавно переносящая сознание в состояние покоя.
Герман пришел первым, он весь промок. Сразу выбрал остров уединения, заказал Jack Daniels, чтобы согреться, и свинину в кисло-сладком соусе. Через пятнадцать минут появилась Надя. Она бодрым шагом с высоко поднятой головой вошла в навороченное пространство «И-цзин» и огляделась вокруг. Герман видел, как к ней подошел мудро-улыбчивый официант с обходительно-величавыми манерами, как помог ей снять пальто и указал на беседку в центре озера с мокрым человеком меж занавесок. Ближе к мостику старший копирайтер услышал часть их диалога.
– Может быть, погадаете по Книге перемен? У нас все сбывается.
– У меня Таро.
Тот с уважением кивнул и специально разработанной по заказу администратора поступью пошел через мостик.
– Опять все продумала, – лихо начал Герман, осматривая Надю с ног до головы.
– А как же!
На ней было облегающее ярко-красное шелковое платье с косой китайской застежкой и каллиграфическим узором из бабочек, роз и веток акаций. Волосы забраны в пучок и зафиксированы двумя простыми заколками-палочками. На голых ногах – босоножки с бисером.
– Не холодно тебе?
– Мне никогда не холодно, Герман. Потому что у меня нет плохих мыслей.
Она улыбнулась и чмокнула его в щеку. Сейчас он почему-то вспомнил, что пупок у нее проколот, а лобок всегда выбрит. Вот это самодисциплина. Одета Надя была не по погоде, но совершенно сухая – видно, и дождь ее не брал.
Положила на стол как бы все равно вытащенные карты.
– Извини, опоздала.
– Ничего. Я тоже. – Герман кивнул на колоду: – Давно гадаешь?
– Увлеклась в последнее время. – Она даже не улыбнулась. – Если не хочешь, не будем. Просто подумала…
– Ну, почему же. Я не прочь.
Заказала чай – и все. У нее было мало времени. Приехала сразить новой причудой, понял Герман. Конечно, он не верил во все это. Но сопротивляться желанию помочь себе не стал.
– Что у тебя нового? – спросила Надя для проформы.
Прежде чем ответить, Герман отпил бурбона. Надя оторвалась от меню и внимательно на него посмотрела. В последнее время Герман часто ловил на себе такой взгляд.
– У тебя руки дрожат. Все нормально?
Пожал плечами:
– Катрин ушла.
– Серьезно? – Надя опустила меню. – Может, к лучшему.
Герман снова пожал плечами. Случай абсолютной апатии.
– Давай я тебе погадаю, правда.
Пока ждали заказ, он назвал ей дату своего рождения. Гадалка мучительно считала – с математикой у нее явно было не очень.
– Вот это да! – Кажется, Надя сильно обрадовалась. – У тебя аркан – звезда!
Официант наконец-то принес Jack Daniels, свинину и улун. Подождав, когда он закончит со своими лунатичискими церемониями, положила перед Третьяковским ту самую карту.
– Не знаю, – честно сказал он, разглядывая рисунок. – Ощущение приятное, как ни странно.
– Конечно! У тебя колоссальная творческая энергия, я тебе всегда говорила. Ты должен ни на что не размениваться и идти за своей звездой. Семнадцать. Под этим арканом рождаются писатели и поэты. Единственный грех – лень. Нельзя сходить с пути. Ну-ка… – Надя швырнула перед Германом салфетку и кинулась в сумочку за ручкой. – Нарисуй восьмиконечную звезду.
Герман начал выводить по кругу зубцы и еле сомкнул их. Пересчитал. Восемь.
– Ты знаешь, что это?
Мотнул головой.
– Твой символ. Восьмиконечная звезда на синем фоне. Сириус.
– Уверена, что не Полярис?
Надя помотала головой и убежденно повторила:
– Сириус. Самая яркая звезда на небе.
– Серьезно? – Герман снова почувствовал приятное беспокойство.
Надя кивнула.
– А то, что ты нарисовал, это еще и мальтийский крест. Символ ордена госпитальеров.