– Есть ли у тебя что-нибудь поесть, мой мальчик? Дмитрий что-то проголодался.
Мальчик подскакивает, копается в буфете, возвращается с пачкой печенья.
– Имбирные хрустики! – говорит Дмитрий. – Хотите имбирный хрустик, Симон? Нет? А ты, Давид?
Мальчик берет у него печенье, откусывает.
– Так это, стало быть, имеет общественную огласку? – говорит Дмитрий.
– Нет, не имеет.
– Но вы собираетесь использовать это против меня.
– Что использовать против тебя? – спрашивает мальчик.
– Не бери в голову, сынок. Это между мной и стариком Симоном.
– Это зависит от того, что вы имеете в виду под «против». Если вы сдержите обещание и исчезните в соляных копях до скончания ваших дней, тогда то, о чем мы говорим, не будет иметь никаких последствий, хоть так, хоть эдак.
– Не играйте со мной в логические игры, Симон. Мы оба знаем, что значит «против». Почему вы не сделали, как вас просили? Гляньте, во что вы теперь вляпались.
– Я? Я ни во что не вляпался, вляпались вы.
– Нет, Симон. Завтра, или послезавтра, или послепослезавтра я смогу отправиться на соляные копи и заплатить по своим долгам, очистить совесть, а вы – вы – останетесь здесь, вляпавшись.
– Вляпавшись во что, Дмитрий? – спрашивает мальчик. – Почему ты мне не говоришь?
– Я тебе скажу во что. «Бедный Дмитрий! Справедливо ли мы с ним поступили? Разве не следовало нам старательнее его спасать, превратить в порядочного гражданина и созидательного члена общества? Каково ему будет маяться в соляных копях, тогда как мы тут живем припеваючи в Эстрелле? Разве не стоило нам выказать ему крупицу милосердия? Не позвать ли нам его назад, сказать, дескать, все прощено, Дмитрий, вот тебе твоя прежняя работа, твой мундир, пенсия, только скажи, что ты раскаялся, чтоб нам было полегче?» Вот во что, мой мальчик. В экскременты, валяться в них, как свинья. Валяться в собственном дерьме. Почему вы попросту не сделали, как прошено, Симон, а втянулись в эту дурацкую игру спасения меня от меня же? «Отправьте его к врачам, скажите им, пусть отвинтят ему старую голову и привинтят новую». А таблетки, которыми они там пичкают! Хуже, чем соляные копи, – быть в дурдоме! Пережить сутки – все равно что брести по глине. Тик-так, тик-так. Жду не дождусь начать жить заново.
Он, Симон, дошел до края собственного терпения.
– Довольно, Дмитрий. Прошу вас, уходите. Немедленно, иначе я вызову полицию.
– А, так значит, прощаемся, да? А ты, Давид? Ты тоже с Дмитрием простишься? «Прощай, увидимся в следующей жизни». Вот так все и будет? Я думал, мы понимаем друг друга, ты да я. Старик Симон над тобой поработал, вытряс из тебя доверие ко мне? «Он плохой человек, как такого плохого можно любить?» Кто когда бросал кого любить из-за того, что он плохой? Я Ане Магдалене сделал хуже некуда, а она все равно меня любить не переставала. Она меня, может, ненавидела, но это не значит, что не любила. Любовь и ненависть: одно без другого не бывает. Как соль и перец. Как черное и белое. Вот что люди забывают. Она меня любила и ненавидела, как любой нормальный человек. Как Симон вот. Думаешь, Симон все время тебя любит? Конечно, нет. Он тебя любит – и ненавидит, внутри у него все перемешано, он просто тебе не говорит. Нет, он это хранит в тайне, делает вид, что у него внутри все мило и мирно, никаких волн, никакой ряби. Так же, как он разговаривает, наш знаменитый разумник. Но поверь, у старика Симона нашего внутри такой же кавардак, как у тебя или у меня. Вообще-то – еще больший кавардак. Потому что я, по крайней мере, не изображаю из себя то, чего нет. «Я вот такой, – говорю я, – и вот так говорю, все вперемешку». Ты меня слушаешь, мой мальчик? Усваивай мои слова, пока можешь, потому что Симон хочет меня выгнать – из твоей жизни. Слушай хорошенько. Когда ты меня слушаешь – слушаешь правду, а чего мы в конце концов хотим, кроме правды?
– Но когда ты увидишь Ану Магдалену, в следующей жизни, ты ей больше сердце не остановишь, правда?
– Не знаю, мой мальчик. Может, и не будет следующей жизни – ни у тебя, ни у кого из нас. Может, солнце внезапно заполнит все небо и поглотит нас, и тогда всем нам конец. Ни Дмитрия. Ни Давида. Лишь громадный шар огня. Вот так вот мне видится иногда. Такое мое видение.
– А потом?
– А потом ничего. Много огня, а потом много тишины.
– Но это правда?
– Правда? Кому знать? Это все в будущем, а будущее – тайна. Что сам думаешь?
– Я думаю, это неправда. Я думаю, ты просто так говоришь.
– Ну, если ты говоришь, что это неправда, значит, неправда, потому что ты, юный Давид, – царь Дмитрия, и твое слово для Дмитрия – закон. Но, возвращаясь к твоему вопросу, нет, опять я так не сделаю. Соляные копи исцелят меня от моей скверны насовсем, от моей ярости и жестокости. Они вышибут из меня всю дурь. Так что не волнуйся, Ана Магдалена в безопасности.
– И тебе больше нельзя делать ей половой акт.
– Никаких половых актов! Юноша ваш очень строг, Симон, очень категоричен. Но он уймется, когда вырастет. Половой акт – часть человеческой природы, мой мальчик, от него никуда не деться. Даже Симон согласится. Не деться от него, правда, Симон? Не деться от удара молнии.
Он, Симон, нем. Когда его в последний раз било молнией? Не в этой жизни.
И вдруг Дмитрий словно теряет к ним интерес. Взгляд его беспокойно мечется по комнате.
– Пора ехать. Пора возвращаться к себе в одинокую клеть. Ничего, если я себе печенье оставлю? Мне нравится время от времени погрызть печеньице. Заезжай еще повидаться, молодой человек. Можем покататься на автобусе – или сходить в зоопарк. Я был бы рад. Мне всегда нравится с тобой болтать. Ты один Дмитрия на самом деле понимаешь. Психологи и психотерапевты с этими их вопросами – им попросту невдомек, что я такое, человек или зверь. Но ты меня видишь насквозь, до самого сердца. Давай, обними-ка Дмитрия.
Крепко стиснув мальчика, он вздергивает его вверх, шепчет ему на ухо, что – он, Симон, не может разобрать. Мальчик энергично кивает.
– Прощайте, Симон. Не верьте всему, что я говорю. Это просто дух, дух, который дышит, где хочет
[4].
Дверь за ним закрывается.
Глава 15
В реестре курсов по испанскому языку, предложенном Институтом, он выбирает «Сочинение на испанском (базовый)». «Студенты, поступающие на этот курс, обязаны владеть разговорным испанским языком. Мы научимся писать ясно, логично и в хорошем стиле».
Он в классе самый старший. Даже учительница молоденькая – привлекательная девушка, брюнетка с темными глазами, предлагает им называть ее просто Мартиной.
– Пусть каждый из вас расскажет, по кругу, кто вы и что надеетесь получить от этого курса, – говорит Мартина.
