– Эти разводы… – начал Марк и удивленно замолчал.
Оружейник кивнул.
– В этом узоре заключена вся сила этого меча. Он выкован из стали высокого качества, взятой в Норике, что на Данубии
[27], и хорошего железа. Их нагревают вместе, чтобы размягчить, после чего время от времени накладывают друг на друга. В результате лезвие состоит из нескольких слоев и того и другого. На изготовление этого меча у меня ушло больше часов, чем я могу сосчитать. Я то нагревал его, то охлаждал, и ковкой соединил оба металла. Наконец, я потратил целую неделю на то, чтобы его отполировать, чтобы на нем выступили пятна, разводы, о которых ты говоришь. Если хорошо им размахнуться, этот меч легко перерубит пополам железный меч, и никакая кольчуга не защитит от него. Это мое лучшее творение.
Марк посмотрел на меч и понял: он должен принадлежать ему.
– И какую цену ты за него просишь?
Оружейник даже вздрогнул.
– Если честно, мне в голову не приходило его продавать, настолько он мне ценен.
Трибул недоуменно посмотрел на него:
– Похоже, ты первый ремесленник, отказывающийся продавать свой товар.
Кузнец вновь запротестовал: принялся размахивать руками и затряс головой:
– Пойми, центурион, это моя лучшая работа, идеальный клинок. Как я могу…
– И ты собираешься до конца своих дней хранить его у себя под прилавком, вместо того чтобы кто-то использовал его по назначению? Называй свою цену! Иначе зачем ты его ковал?
Оружейник на минуту насупил брови и задумался.
– Цену, центурион? За месяц моей жизни, за лучшие материалы, какие я мог достать, даже если это было себе в убыток? За труд всей моей жизни и опыт, какой я вложил в этот клинок? Думаю, это обойдется тебе по меньшей мере в пятьдесят золотых.
Марк улыбнулся. Эта заоблачная цена явно была призвана отпугнуть покупателя.
– Согласен, – заявил Трибул.
От удивления оружейник вытаращил глаза. Неужто этот римлянин и впрямь готов выложить за меч такую сумму?
– Я вернусь к тебе во второй половине дня с деньгами, – продолжил Марк. – Думаю, по щедрости души ты включишь в эту цену и стоимость детских доспехов.
Мастер заколебался:
– Я сделаю тебе за них скидку, центурион. Два золотых за детские доспехи – и по рукам.
Марк кивнул, а затем указал на полку над головой у хозяина мастерской.
– Прежде чем уйти, хотелось бы взглянуть вон на тот шлем, если, конечно, ты не против.
Оружейник протянул руку, снял с полки блестящий кавалерийский шлем и вручил его Трибулу. Тот с интересом принялся разглядывать тонко выкованное забрало.
– Шестнадцать слоев железа и стали, центурион, и каждый выкован так тонко, что маска легкая как перышко, однако остановит стрелу, выпущенную с расстояния в двадцать шагов. Назвать цену?
Марк с улыбкой покачал головой.
– Спасибо, но боюсь, я уже накликал гнев жены. Но вещь и впрямь стоящая. – Он повернулся, чтобы уйти, но в дверях мастерской наткнулся на Дубна и слегка помятого Юлия. Они вошли, и Юлий с профессиональным интересом принялся рассматривать полки с оружием.
– Кадир подсказал нам, где тебя искать, – сказал он Марку. – Дядюшка Секст приказал нам найти тебя, после чего отправиться в баню и хорошенько вымыться. Во второй половине дня с нами хочет поговорить трибун, но он не желает, чтобы мы перед его носом воняли, как барсуки.
Он повернулся было к двери, однако Дубн неожиданно указал на небольшой предмет, лежавший на одной из полок позади прилавка.
– Юлий, ты по пути сюда, часом, не потерял свисток?
Юлий в упор посмотрел на него, но Дубн, к его чести, сделал непроницаемое лицо. Когда же Юлий повернулся к нему спиной, он подмигнул Марку и предостерегающе выгнул бровь.
– Кстати, да, коль ты о нем вспомнил… – отозвался Юлий. – Удивительно. Сколько стоит твой свисток, кузнец?
– Вон, рядом с тем малоприятным типом есть свободное место. – Марк повернулся в ту сторону, куда указывал Юлий. Там действительно стояла свободная скамья. – Иди, занимай его, а я проверю, где там застрял наш Дубн. Не иначе как снова препирается с банщиками.
С этими словами Трибул снова шагнул в раздевалку. Его взору предстало следующее зрелище: мускулистый молодой центурион прижимал к холодной каменной стене одного из рабов-банщиков.
– И если вдруг, пока мы будем мыться, пропадет хотя бы что-то из нашего снаряжения, то когда ты снова попадешься мне, пожалеешь о том, что твоя мать когда-то брала в руки огурец твоего отца. То же самое касается и всех твоих гребаных…
Юлий похлопал Дубна по плечу и кивком указал на кальдарий.
– Довольно. Если этим болванам хватит глупости позариться на наши вещи, они получат по заслугам. Ну а теперь пойдем со мной. Составишь нам компанию в кальдарии
[28], пока там еще есть свободные места.
Войдя в банный зал, они увидели Марка в окружении раздраженных местных жителей. Он улыбался им блаженной улыбкой, в то время как они яростно жестикулировали, тыча пальцами в свободные места по обе стороны от него. Он же стоял, заложив руки за спину, как будто потягивался, однако наметанный глаз Юлия заметил, что правой ногой его товарищ упирается в каменное основание скамьи, готовый в любое мгновение дать им отпор, если дело примет более серьезный оборот. Похлопав ближайшего к нему мужчину по плечу, он сложил на груди мускулистые руки и буквально пригвоздил его к месту взглядом, после чего демонстративно посмотрел на татуировку орла на своем правом плече, под которым тушью была сделана надпись: «COH I TVNGR».
– Для тех из вас, кто еще не выучился читать, перевожу: здесь написано «Первая тунгрийская когорта». Поэтому предлагаю вам перестать размахивать руками, словно кучка галльских мамаш, и давайте проваливайте отсюда, пока я не вышел из себя.
На миг показалось, будто местные жители готовы оспорить это требование, однако, увидев рядом с Юлием еще более крупного силача, который к тому же был явно не прочь почесать о них кулаки, они нехотя отошли, что-то недовольно бормоча себе под нос. Оба центуриона заняли места по обе стороны от Марка. Юлий даже простонал от удовольствия, ощутив ягодицами тепло каменной скамьи.
– Вот так-то гораздо лучше. Неплохо бы основательно пропотеть. Готов поспорить, из меня выйдет целое ведро грязи, и никак иначе. – Он вопросительно посмотрел на руки Трибула. Его молодой сослуживец высунул из-за спины правую руку, разжал кулак и пошевелил пальцами, высыпая на ладонь левой руки монеты, которые он затем протянул другу.
