Центурион кивнул, приказал солдатам вывести Альбана в коридор и с хмурой улыбкой проводил их глазами. В ожидании, когда к нему приведут второго арестованного, Скавр принялся перебирать бумаги. Когда того ввели, он лишь на миг поднял глаза и снова вернулся к свиткам. Пока он читал, солдаты при помощи копий и суровых взглядов подтолкнули пленника к его месту.
Как только тот занял его, Юлий шагнул ближе и, встав рядом, одарил арестованного с высоты своего роста испепеляющим взглядом. Затем он взял с пояса кинжал и, одним махом отрезав длинные рукава туники, обнажил пленнику руки. После этого, взяв у стоящего рядом солдата факел, поднес его как можно ближе к рукам пленника, чтобы опалить на них волосы и чтобы стали видны покрывавшие их татуировки. Закончив с этим, Юлий хмуро кивнул, вернул факел солдату, а потом резко развернулся и со всей силы вогнал кулак пленнику в живот. Тот, задыхаясь, согнулся пополам. Скавр снова оторвался от бумаг и уронил свиток на поцарапанный стол.
– Помощник прокуратора Петр, извини, если мой подход слишком прямолинеен. Но меня ждут куда более серьезные дела, чем разбирательство по поводу мелкой кражи. Я пообещал центуриону один хороший удар, чтобы до тебя дошло, с кем ты имеешь дело. Впрочем, скажу честно, я разделяю его мнение о тебе и потому с трудом преодолел соблазн заменить кулак кинжалом и одним движением руки избавиться от тебя, как от головной боли. Сейчас ты в моей власти. Я могу приказать, чтобы тебе прямо сейчас перерезали горло, и не понесу за это никакого наказания. Мои солдаты в два счета уничтожат твою банду убийц и головорезов, пройдя по ним, как огонь по полю, и я буду только рад, что очищу Тунгрорум от заразы. Не утруждай себя оправданиями. Твои руки говорят сами за себя.
Рутилий подождал, пока пленник отдышится и сможет ему ответить. Петр внимательно смотрел на него из-за полуопущенных век, а когда заговорил, голос его прозвучал надтреснуто и хрипло:
– Что ж, ты прав, трибун. Мои татуировки и впрямь говорят о том, как я зарабатываю на жизнь. – Он посмотрел на причудливые рисунки, покрывавшие обе конечности. – В молодости благодаря им я мог запугать любого, теперь же… теперь они напоминают мне, откуда я родом. Да, я вырос на улице, трибун. И первая истина, которую я усвоил, – шайки преступников подобны сорнякам. Сколько их ни пропалывай, они вырастают заново. И если ты попробуешь искоренить мою, ее место в считаные недели займет другая, причем дело не обойдется без крови, которая всегда сопровождает любую борьбу за власть. Более того, в возникшем хаосе, как обычно, пострадают невинные люди. И я уверен: ты это знаешь, иначе давно уже сделал бы то, чем пригрозил мне. Но давай вернемся к тому, в чем ты меня обвиняешь. В мелкой краже. Я не ослышался, трибун? Согласен, я в твоей власти. Ты ни свет ни заря вытащил меня из постели. Я не успел ни с кем поговорить и не имею ни малейшего представления, что за кражу ты ставишь мне в вину.
Скавр с ледяной улыбкой покачал головой:
– Разумеется. Тихой сапой за спиной прокуратора ты проворачивал свои грязные делишки, обкрадывая империю. – Рутилий поднялся, взял со стола свиток, подошел к пленнику и, встав перед ним, развернул его. – Видишь это? Прокуратор Альбан – правда, я бы сказал, уже бывший прокуратор – признался в крупном мошенничестве с имперским зерном. Эти цифры – его доходы за последние два года. Доходы, которыми он делился с некой фигурой, которая остается в тени и чье имя он наотрез отказался называть.
Похоже, к помощнику прокуратора вернулось самообладание. Петр одарил Скавра равнодушным взглядом. На лице его не дрогнул ни один мускул.
– Мошенничестве, трибун? Прокуратор Альбан? Неужели? И сколько же… – Он посмотрел на бумагу, и брови его недоверчиво поползли вверх. – Нет, такое просто невозможно! Я отказываюсь верить.
Он покачал головой и вновь умолк, все так же бесстрастно глядя на Скавра. Тот пару секунд смотрел на него, а затем повернулся и занял место за столом.
– Не переживай, Петр. Я не намерен выбивать из тебя признание. Конечно, я бы не задумываясь отдал тебя в руки Юлию, чтобы тот выколотил из тебя даже последнее дерьмо. Но для этого я должен быть уверен, что в результате получу быстрое приятное признание. Не сомневаюсь, что, со своей стороны, он был бы только рад избить тебя до полусмерти.
Петр покосился на центуриона. Тот стоял, так крепко сжав кулаки, что костяшки его пальцев даже побелели.
– Однако я человек принципа, – продолжал Рутилий, – и если ты тот, за кого я тебя принимаю, ты продержишься довольно долго, и я не смогу быть до конца уверен, заговорила в тебе вина или же ты пошел на признание, потому что больше не силах терпеть пытки.
Помощник прокуратора смерил трибуна спокойным взглядом. Лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым. И в этот момент Скавр понял: Петр виновен.
– Но у меня есть идея получше, – заявил Рутилий. – Пока не пришлют замену Альбану, я временно возьму на себя роль прокуратора. А твои услуги мне не нужны. С этого момента можешь считать себя уволенным с должности.
Петр отвесил легкий поклон и повернулся к страже, ожидая, что его сейчас выведут из комнаты. Но Скавр жестом указал на груду свитков на столе.
– Как прокуратор, я, разумеется, беру на себя обязанности по поддержанию порядка в городе. К моему великому прискорбию, вынужден заметить, что при предыдущем прокураторе этот порядок был в значительной мере подорван. В целях его наведения я считаю нужным немедленно закрыть все существующие в городе лупанарии и питейные заведения, не имеющие законного разрешения. Тем же, кто его имеет, я гарантирую защиту от вымогательства или, как это принято называть, «покровительства». С этой целью в дверях каждого такого заведения будет выставлен круглосуточный караул. Обещаю, я доведу до всеобщего сведения, что это сделано в качестве наказания за предыдущие нарушения закона, причем твое имя, Петр, будет названо в числе первых. Думаю, это привлечет к тебе внимание со стороны собратьев по местному преступному сообществу, тем более что одновременно оно лишается постоянного источника доходов. Чтобы усилить их интерес, я посажу тебя под домашний арест. Мои солдаты проследят за тем, чтобы ты не покидал стен «Синего вепря». Увы, я не исключаю, что это не остановит твоих бывших собратьев по преступному ремеслу, как только те поймут, что источник их несчастий – ты… Но это еще можно исправить, при условии, что ты согласишься кое-чем поделиться со мной.
Лицо Петра так и осталось каменным. Видя это, Скавр махнул рукой, давая солдатам знак увести пленника, и с отвращением посмотрел ему вслед. Затем он устало покачал головой и, повысив голос, призвал к себе Секста Фронтиния. Примипил шагнул в ту же дверь, в которую только что вывели Петра, и, отдав салют, прихрамывая, подошел к Рутилию.
– Я здесь, трибун.
Скавр встал и, собрав со стола бумаги, вручил их Сексту.
– На, бери! – сказал он. – Это ордера на закрытие лупанариев и питейных заведений, торгующих без разрешения властей. А это записи, которые мы нашли в тайнике Альбана. Будь добр, отдай их лучшему из твоих знаменосцев. Думаю, пора вернуть принадлежащие императору деньги. Довольно им потеть, принося барыши, как их предыдущим владельцам, так и местным ростовщикам. Прикажи своим солдатам, чтобы те не уступали никаким мольбам. Любой отказ немедленно вернуть деньги будет рассматриваться как повод для быстрых и решительных действий. Я требую, чтобы деньги были пересчитаны и до наступления темноты помещены в подземное хранилище. Кому бы ты поручил столь ответственное дело?
