Добило то, что мне даже поставили в вину поездку в Германию.
Я сказал: «Вы же сами одобрили и послали, чтобы перенять опыт».
Они сказали: «Ты должен был передавать наш опыт и наш образ жизни, а фашистский опыт нам не нужен! Если ты так понял задачу, значит ты ее сознательно извратил, и надо еще рассмотреть, с какой целью!»
Я не знаю, как быть.
13.01.37, второй день шестидневки, пятница
В конце года не подвел итог, не было сил и желания.
Да и сейчас не хочу. И не до этого.
Но все же напишу.
Я теперь понял, к чему было все это – исключение из партии, обвинения в разных вещах. Оказывается, у нас нашли группу вредителей, а меня считают чуть не главным. И будто бы мы виноваты во взрыве М160. Сегодня утром вызывали и говорили про это. Я разнервничался и сказал, что это поклеп, что надо привлечь к ответу тех, кто клевещет на лучших специалистов, потому что они и есть настоящие вредители. Но мне дали посмотреть показания Бунчука и Степаниды. И других. Я не хочу перечислять, что они там написали, мне противно и стыдно за них. Я опять разнервничался, все отрицал. Сказал, что готов сесть в тюрьму и ответить, если докажут, что я виноват. Мне сказали, что сесть я всегда успею, а пока должен составить список, с кем я осуществлял свои планы. И отпустили. Сырцов сказал мне в спину в ответ на чьи-то возражения: «Он никуда не денется от двух детей. А дома ему лучше будет видно, что он может потерять».
И я здесь, в этой тетради, где я никогда не вру, заявляю, что все эти годы честно трудился на благо народа, Советской Власти и Партии. Я ничем не мешал великой цели нашей любимой страны, наоборот, делал все, чтобы облегчить путь к этой цели под руководством товарища Сталина. Я готов обратиться лично к нему и доказать свою невиновность. Отбросив эмоции, скажу, что будет нерационально посадить в тюрьму квалифицированного специалиста. Если он вредит, то да, но в чем мое вредительство, если я с помощью товарищей увеличил за два года производительность на 230%, что официально зафиксировано во всех отчетах.
20.01.37
Прошла неделя, я сижу дома. Отстранен от работы и от всего. Вчера ночью заходил Берндт Адамович. Сказал, что его вызывали и спрашивали, с какой целью он собирался расширять цеха? Не для того ли, чтобы поместить больше паровозов, чтобы разом их уничтожить и нанести непоправимый урон подвижному составу?
Он очень волновался и повторял: “Diese Idioten haben sich selbst eine Grube gegraben!”
[25].
И ушел, а я вслед за ним повторял: грубе геграбен, грубе геграбен.
Звучит, как гроб.
Кто знает, может, в русском и немецком языках это слова одного корня?
Грубе геграбен…
Еще слово грубый оттуда же.
И грабить. Грабли.
Много интересных слов, много интересного на свете, чего я еще не знаю. Успею ли узнать, дадут ли?
Надо рассказать обо всем Володе. Может, показать тетрадь. Не давать читать пока, но показать, где она будет. И сказать устно, что первые будут последними. И наоборот. В том смысле, что ложь часто выигрывает бой, но проигрывает войну.
Ему всего 15, но он поймет. Очень сообразительный. Умней меня намного, как и должно быть для развития поколений.
Нет, не буду говорить Володе про тетрадь. Это может сыграть для него плохую службу.
Он и без этого все поймет, я верю.
Он сам что-то пишет, я ему в прошлом году подарил тетрадь, которую купил для продолжения, потому что эта кончается. Хотя большая, как амбарная книга, надолго хватило, но всему приходит конец. Пока еще есть немного место, пишу здесь. А ему сказал, чтобы он записывал события, это помогает понять свое место в окружающей действительности. И он что-то начал, мне интересно, но не спрашиваю, не смущаю.
Мой Володенька, моя Катенька. Моя погибшая Валечка.
Да и Ксению с Екатериной жалко, жили бы да жили. И наши дети. И отец с мамой. Нет, никого нет.
Грубе геграбен, грубе геграбен, грубе геграбен.
Сижу и пишу эти слова как заколдованный.
Что со мной будет, неизвестно.
Часть II
Дневник и письма Владимира Смирнова
1936–1941
Подвиг Пабло
[26]
Рассказ
Пабло был сын испанского кулака Хуана. Хуан имел много добра и угнетал окружающих крестьян. Он заставлял их на себя работать. А сам только лежал на печи и ничего не делал. Однажды ночью у него пропала корова. Она заблудилась в лесу. Хуан сказал сыну:
«Пабло, иди и найди мою корову!»
Пабло не хотел идти, он стеснялся, что отец так волнуется за свое добро. И в лесу там была стая волков, она нападала на скот и людей.
Старушкамать сказала Хуану:
«Отец, куда ты посылаешь его ночью, его могут сгрызть волки!»
Но отец был жестокий. И он сказал:
«Пусть сгрызут! Одним голодным ртом будет меньше!»
И злобно захохотал.
Делать нечего, Пабло пошел в лес.
Там он не нашел коровы, но нашел только одни ее кости. Ее сгрызли волки.
Пабло пошел назад, но тут его встретила стая. Они наступали и оскаливали страшные зубы. Но Пабло не побежал, он схватил палку, поджег ее и пошел на стаю, махая палкой с огнем. Волки испугались и отступили.
Когда он вернулся, то рассказал про это отцу. Но тот не поверил. Он сказал:
«Ты трус, ты убежал от волков и не спас мою корову!»
И ударил Пабло по лицу кулаком. Старушкамать бросилась защитить, но Хуан схватил вилы и воткнул ей в бок. Она упала и умерла.
Тогда Пабло следующей ночью убежал из дома.
Он скитался три дня и три ночи. Он уже умирал от голода, когда его подобрал отряд красных испанцев, революционеров. Они накормили его и одели в форму. И дали ему винтовку.
Командиром отряда был храбрый Санчо. Он спросил Пабло:
«За что ты ушел из дома?»
Пабло честно ответил:
«Мой отец посчитал меня трусом!»
Санчо задумался, но ничего не сказал.
Вдруг на них напали фашисты. Они стреляли из пулеметов и пушек. Красные бойцы спрятались. У них было мало вооружения. Но тут Санчо вскочил на баррикаду и крикнул: