ВИНО, ДЕВУШКИ, АВТОМОБИЛИ
(1965)
Ворота гаража распахнуты, возле них, на травке, под теплым вечерним солнцем, сидит парень в майке и подтачивает напильником какую-то деталь. Что-то длинное. Рядом, на подстилке, другая деталь, громоздкая. Поточив, парень пытается вставить длинную деталь в громоздкую. Не получается. Он смеется и что-то говорит девушке в цветастом платье, которая сидит на табуретке и наблюдает. Она тоже смеется и тоже что-то говорит. На кирпиче стоит бутылка вина. Посмеявшись и поговорив, парень берет бутылку, наливает в стаканы себе и девушке. Красная густая жидкость булькает из бутылки, плещет в стаканы, вызывая жажду этими звуками.
Они выпивают. Парень опять точит, ширкает, старается. Но, наверное, опасается сточить лишнее. Ему нужно, чтобы деталь входила точно, без зазора. И он опять пробует приладить длинное к громоздкому. Пока не получается.
Мне лет шесть или семь. Я не помню, зачем забрел сюда, в гаражный городок, а то и целый город, где длинные улицы гаражей друг над другом, на склоне крутого холма.
Я сижу среди лопухов и что-то строю из обломков кирпичей, хотя это мне не нужно. Но просто так, без дела, глазеть нехорошо, подумают еще, что подсматриваю, вот я и изображаю, будто занят чем-то детским и глупым, схитрив, что я как бы младше самого себя.
Но они и не обращают на меня внимания. Он работает, она наблюдает. Смеются, разговаривают, пьют вино. Ясно одно: им очень хорошо.
А в гараже, в полусумраке и прохладе, стоит машина. Не помню какая. Помню, что красивая и новая. По стенам стеллажи с запчастями. На гвоздях и крюках висят какие-то шланги, какие-то причудливые инструменты. И пахнет оттуда приятно чем-то машинным, вспоминаются загадочные слова, которые я слышал от взрослых: «тавот», «солидол», «автол»…
Что еще?
Да ничего. Такая вот картинка. Одно из первых ярких и осознанных детских впечатлений. Вклеилось в память навсегда.
Через много лет, мудрствуя лукаво, я рассказывал приятелям и дамам: дескать, потому впечатление оказалось столь сильным, что в нем заложены были все мои основные жизненные увлечения: вино, девушки и автомобили. И конечно, чтобы при этом была хорошая, простая, понятная работа. И чтобы она ладилась. Как это вышло тогда у парня, который наконец приставил длинное к громоздкому, хлопнул ладонью и засмеялся. Ведь это очень здорово, когда что-то с чем-то соединяется точно, без зазора. Не просто хорошо весьма, а единственно правильно. И ты это чувствуешь, и счастлив.
Красиво излагаешь, отвечали мне приятели и дамы. Но не мог ты в том возрасте так причудливо думать, это раз. И автомобиля у тебя до сих пор нет, это два.
Да, соглашался я, автомобиля нет, но я всегда мечтал, чтобы он был.
– Так купи!
– Не хочу. Пусть что-то остается несбывшимся.
ПАЛЬТО
(1967)
Просыпаюсь, слышу голоса родителей за дверью и радуюсь: я уже знаю, что они есть, а они еще не знают, что я есть.
Я тайный и невидимый.
Могу ожить, когда захочу.
Впереди большой и важный день.
Вчера мы с Костяном, Ромкой и Корнеем, то есть Колькой Корнеевым, договорились идти на молокозавод, что на краю города. Он окружен забором из бетонных плит, утыканных по верху ржавыми прутьями. Забор скрывает сокровища: кучи отходов производства, в том числе полосы и рулоны разноцветной фольги, из которой делаются крышки для бутылок. Белые для молока, зеленые для кефира, фиолетовые для «снежка». На месте вырезанных крышек – дырки. Но иногда попадаются полосы и рулоны без дырок. Ими можно обмотать для красоты что угодно, например раму велосипеда. Или перила в подъезде. Или подразнить девчонок – они обмирают, завидуя этой красоте. Сменяться с ними на что-то. Да мало ли.
Другие туда ходили, лазили через забор и приносили фольгу, а мы еще нет. Говорят, там сторож с ружьем. Костян не верит в сторожа, потому что боится испугаться. Ромка, наоборот, не только верит, но считает, что сторожей может быть четыре, по одному на каждый угол. Корней полагает, что сторож, да, может быть, но он, скорее всего, старый дурак, который ничего не видит и медленно бегает.
Вчера мы хвастались друг перед другом, как ловко перелезем и обманем сторожа, сегодня об этом думать жутковато, но весело.
Не идти нельзя. В прошлое воскресенье играли в войну, уговор был падать там, где застрелят. Меня застрелили посреди лужи, но я пробежал несколько шагов и только после этого упал. Корней возмутился, кричал на весь двор, что я ссыкло. И всю неделю, встречая меня в школе, орет: «Ссыкло пришло!» Это может стать кличкой. Сегодня я докажу, что не ссыкло, полезу через забор первым. И пусть попробует еще хоть раз обозвать, получит в морду.
Корней старше всех, уже курит, и у него отец в тюрьме, чем он гордится, а другие его за это уважают. Я Корнея не очень люблю, но мне нравится, когда он меня хвалит. Он главный в нашей компании.
За окном солнечно. Вот бы вместо холодной и грязной осени настало опять лето. Конечно, так не бывает, но кто мне мешает придумывать все, что захочу? И я представляю, что вместо октября за сентябрем пришел август. А потом июль, июнь… Потом май, апрель, март… Но в марте опять слякоть и холод. Значит, куда время ни пойдет, все равно наткнешься на то же самое…
Спохватываюсь – чего это я лежу? Вскакиваю, бегу в туалет, потом в ванную, торопливо умываюсь, выдавливаю на щетку капельку едучего «Поморина», два-три раза ширкаю по зубам, плююсь, споласкиваю рот, тру лицо полотенцем, иду в кухню. Мама у плиты, отец ест оладьи со сметаной.
– Что так рано? – улыбается мама.
Отец смотрит внимательно, будто что-то знает. Он всегда и на всех так смотрит.
Я посыпаю горячие оладьи сахаром, ем, обжигаясь, запиваю чаем. Смотрю в окно. На детской площадке, под грибком, сидят Ромка и Костян. Надо бы открыть окно и крикнуть им, чтобы подождали, но окно уже заклеено на зиму. Да и так подождут.
На Ромке рубашка, Костян в легкой куртке. Значит, совсем тепло.
Я говорю спасибо, иду к двери.
– Куда? – окликает мама.
– На улицу.
– Пальто надень.
– Мам, ты чего? Ты смотри, какая погода там!
– А что погода? Вчера тоже с утра светило, а потом снег пошел.
– Это вчера, а сегодня вообще как летом!
– Без пальто не пойдешь, – говорит отец.
С мамой еще можно поспорить, с отцом бесполезно.
Проклятое пальто.
Оно куплено неделю назад. Светло-коричневое, толстое, с большими пуговицами, с рыжеватым воротником. Я его возненавидел с первого взгляда. Бабское. Но тут как раз начались первые морозы, все пришли в школу в зимнем, моего позора никто не заметил. Тем более что по дороге я потерся о стену, слегка испачкал рукав грязным снегом – пальто выглядело почти по-человечески.
