Часть третья
Глава 1
Раскаяние веры
Очнулась Вера на руках Ивана. Он сидел на розвальнях и, обхватив ее хрупкое тело длинными худыми руками, громко плакал.
– Господи, – шептал он, склонившись над ее бледным лицом. – Неужели взаимная любовь всегда так быстро кончается? Вера, Верушка! Дорогая моя невестушка, не оставляй меня одного на этой грешной земле. Я слышу, как еще бьется твое сердечко. Счастье мое драгоценное, будь ко мне снисходительной, потерпи до брусничного суземья. Там я тебя вылечу, а если не вылечу, то отправлю твой дух туда, где мы свидимся.
Иван от отчаяния и жгучих слез даже не заметил, как Вера открыла глаза и, затаив дыхание, слушала его исповедальные откровения. И как только он, обессиленный душевной болью, уткнулся лицом в ее разгоряченную грудь, она обняла его и прошептала еле слышно:
– Ваня, я хочу тебя, очень хочу… Я твое крылышко одной радости. Сейчас хочу… Потом я не знаю, что будет со мной. Я в шоке от этого неблагодарного Майкла, от этой запутанной жизни, среди людей без веры, стыда, совести. Майкл не человек! Это электронная машина зла, жестокости. Это бизнес-«животное», на уме у которого одно стремление: пожирать себе подобных ради собственной шкуры. Он настолько глуп в своей алчности, невежестве, что там, где он чего-то добивается, там все вокруг рушится и превращается в прах. Он хочет убить тебя! За что, Ванюша?! За что?! – Она почти до самых губ подняла свою солнечную безрукавку и, обнажив еще совсем подростковые груди, пахнущие силиконом и французскими духами, как можно крепче обняла Ивана. – Ваня, он хочет присвоить твой чудо-родник, твой духовный рай, называя его бизнес-медиумом. Он будет варить на нем свое мерзкое «бабло».
Волосы Ивана, пропитанные запахами багульника и брусники, проникали в ее испуганный округленный рот, но она не замечала этого.
– Успокойся, Верушка… Береги себя. Будешь часто терять сознание, можешь разум потерять. А этот негодяй никуда не уйдет, потому что он продукт той цивилизации, которая без электроники и блоков питания просто хорошо упакованный труп. – Иван был несказанно счастлив, что к Вере вернулся рассудок и лицо ее стало румяниться и заметно оживилось. Но Вера никак не могла успокоиться.
– Сейчас, Ваня, когда ты рядом, мне разум не нужен, – шептала она ему дрожащим голосом. – И люди, похожие на Майкла, тоже не нужны. Они достали меня там, и здесь достают. Ты – мое сладкое творение. мое. мое, а еще весны и солнца. Целуй меня, Ваня, до слез, до боли, до радости, до потери чувств, до ненасытного оргазма. Я очень хочу быть твоей и забеременеть от тебя. Сними с меня или сорви нижнее белье, которое мешает нам. Ну что ты оторопел?! Или ты хочешь всю жизнь быть покойником? Всю жизнь прятаться в брусничных лесах и бояться людей? Сними с меня сапоги, остальное я сама…
– Вера, успокойся.
– Нет! В этот раз ты от меня никуда не уйдешь. Я хочу быть с тобой. И тоже пахнуть сеном, багульником, вереском. Раздевайся и поскорей снимай с меня сапоги. Как только я сброшу с себя нижнее белье, ложись на меня. плотно ложись, как Александр Матросов, который закрыл своей грудью амбразуру. Я хочу чувствовать твое исхристанное тело, всю боль твою, все страдания, которые ты переносишь от этих Майклов и прочих бандитов в законе.
Грозный рев вертолета неожиданно заглушил ее надрывный, почти еще юношеский голос, и лошади заржали и встали на дыбы. И какая-то неукротимая сила, идущая то ли от подземных вод, то ли от разбушевавшегося невыносимым пеплом солнца, то ли от ветра, покачнула розвальни и, наклонив их в сторону болотной ряски, стала засасывать. Иван первым почувствовал, что сено словно поползло в сторону, хотел сказать об этом Вере, но Вера была в таком чувственном блаженстве, в такой сладкой неге, что он еще крепче прижался к ней и тоже начал терять над собой контроль, уходя мыслями и чувствами в ее полуоткрытый рот, закатившиеся от счастья глаза и дрожащие в слезах губы.
– Счастье мое слезное, – шептала Вера, как можно шире раскинув не только профессионально поставленные ноги, но и разнеженные от истомы руки, и чуткие пальцы, ненасытно ласкающие все то, что было Иваном и теперь бескорыстно принадлежало ей. – Я тебя никому не отдам. Ты мое спасение, полет души…
– В бессмертие, – плача от радости и наслаждаясь взаимным чувством, нежно шептал Иван в ее разгоряченные губы и был вместе с ней несказанно счастлив каждому мгновению ее окрыленной страсти. Ему тоже не хотелось знать о том, что розвальни может заглотить потревоженный болотный зыбун. Иван уже догадывался, почему это может произойти, но сейчас об этом ему не хотелось думать.
– Вера, Верушка, – неумолимо шептал он в разнеженное лицо взволнованной невесты, слегка касаясь губами ее разгоряченного рта. – Наши сани тоже начинает затягивать. Прошу тебя, открой глаза, посмотри вниз.
– Миленький мой, я хочу смотреть только на тебя и думать только о тебе, – так же ласково прошептала она и нежно поцеловала его еще раз.
– Но, Верушка, послушай меня. Все это опять связано с солнцем. Ты допустила большую оплошность, отдав Майклу родниковую воду, которая принадлежит только солнцу и мне. Судя по всему, оно уже знает об этом. Ты посмотри, что происходит с нашими розвальнями. Даже лошади не могут стоять спокойно.
Вера неохотно подняла голову, нагнулась и сразу заметила, что полозья саней уже погрузились в зыбкую ряску. Но вместо того, чтобы поскорее принимать какие-то меры, она посмотрела сначала на небо, потом на разорванную золотую цепочку, которая почему-то не расплавилась вместе с крестом, и, глянув еще раз на своего любимого, заплакала.
– Не плачь, – с досадой сказал Иван, тоже едва сдерживая слезы. – Попроси прощения у солнца… Тебе будет легче… А потом начнем выкарабкиваться из болотины.
– Как просить, Ваня? Я никогда не просила прощения у солнца. Для меня это мистика.
– Мистика, когда ты колдуешь в «элитном» доме или в депутатском корпусе, среди продвинутых клиентов, а когда ты на краю гибели и в реальной жизни непридуманного мира – это не мистика, – совсем тихо пояснил Иван, как будто его кто-то подслушивал, и, посмотрев по сторонам, перекрестился. – Встань на колени напротив светила и попроси у него прощения, как у своей матери. или отца. От всей души. Попроси и не вздумай ерничать или учить его – солнце не любит этого. Тем более твоя безрукавка напрямую связана с ним. Может быть, оно воспримет тебя как крошечную часть своей души.
– Ты думаешь, у солнца есть душа?
– Если б у него не было души, оно бы давно рассталось с людьми. Оно бы чихало на их бестолковую распутную жизнь, превратившую Землю в ржавую канистру из-под бензина. Погасло бы или сожгло их дотла, как этот бестолковый вертолет. – Иван отряхнул со спущенных брюк свалявшееся сено и, надев их, глянул на небо. – Но солнце освещает путь людям, дает жизнь вот этой траве, от которой кружится голова, спасает животных, которых безжалостно уничтожают люди. Оно каждый день чистит землю.
– Каким образом?
