– Почему именно с этой минуты? С чем ты поздравляешь?
– Потому что солнце заговорило с тобой. А это значит, что с тобой соединилась вся Вселенная, весь космос. Весь мир, связанный с духом человека и его болью за гибнущую Землю.
– Ты уверен, что голос, который я слышу, идет с небес?
– Я не знаю, откуда он идет, но я точно знаю, что он возникает под воздействием его мудрой души. И может, с ее просторов к тебе доносится чей-то человеческий голос.
– С каких просторов? – не могла понять Вера.
– С просторов солнца, которое регулирует человеческими душами. Они, так же как солнце и звезды, имеют свою орбиту, свое капище, свою матрицу.
– Ваня, ты меня уводишь в мистику.
– Мистика у тебя была в «элитном» доме. Уже десятки ученых предполагают, что между Луной и Землей существует орбита разумных человеческих душ. А души самых умных людей уносят другие галактики.
– Зачем?
– Человек – продукт космоса, его малоизученных возможностей. Редчайший продукт необыкновенных превращений одной энергии в другую. И, может быть, Верушка, только на Земле космосу удалось создать энергию, превращенную в такой человеческий разум. Благодаря космосу на Земле появились мудрые люди, мысль которых может быть долговечнее многих звезд. Еще Платон говорил, что познание – это восстановление в памяти тех идей, которые уже существовали где-то до соединения души с телом. Говорил он об этом до новой эры, а проблема и сейчас актуальна. А Сократ! Он был уверен, что самопознание есть путь к истине, к благу. Не к шоу-развлекаловке, где чем больше «бабла», тем больше умнеешь и борзеешь, а к истине. А Пифагор!
– Ваня, я никого, кроме Пушкина и Шекспира, не знаю…
– Ну пойми, мудрые люди могут продлить жизнь космического разума, сделать его бессмертным.
– Ты уверен в этом? Глянь в мое зеркальце. – Вера достала из кармана светящейся безрукавки крохотное зеркальце и протянула Ивану. – На тебя без слез смотреть нельзя! А ведь ты молишься на звезды, на солнце. Пишешь удивительные стихи. А в лице твоем – катастрофа. Ты словно обречен на изгнание этих чертей в бронежилетах. Чего ждать от них?! О каком бессмертии может идти речь?!
– Я уверен, что мысль человека намного превосходит скорость света, потому что она подпитывается космическим разумом, – никак не успокаивался Иван, – и духом огромной любви к Земле, ко всему пространству, которое ее окружает. Возможно ли это где-нибудь еще во Вселенной?! Поэтому космос очень нуждается в человеческих мыслях земных людей самых различных мировоззрений. Об этом я тебе расскажу потом поподробнее, а сейчас не теряй связь с солнцем, поведай ему о своей грешной жизни. Оно должно прислушаться к твоему раскаянию, помочь.
– Я не знаю, о чем говорить. – Вера была в растерянности, но рассуждения Ивана будоражили ее мысли.
– Начни все сначала и не прячь душу, расскажи ему о своих грехах.
– Каких?
– Немыслимых… Ведь ты продаешь себя.
– Ваня, пойми меня, я растерялась, когда услышала голос из ниоткуда, так похожий на голос моей покойной бабушки.
– Именно ей и расскажи о своих грехах – ее душа и душа солнца едины.
– Ваня, я не готова говорить об этом. – Вера стряхнула с безрукавки свалявшееся сено и, опять посмотрев на солнце, задумалась. – Впрочем, одну историю я могу рассказать. Правда, она ужасная, и происходило это все в офисе моей московской «мамки», с очень озабоченным клиентом. Клиент, как настаивала «мамка», должен был «стоять на ушах», потому что он был поклонником авторской дворово-бульварной песни, а высоких нот из «Аве Марии» терпеть не мог. Ему трудно было угодить. Он был очень богат, имел золотые жилы в Сибири и мог бы всех наших поп-звезд, включая Аллу Богачеву и Николая Бабкина, купить с потрохами одним росчерком пера.
– Кто же это такой?
– Сейчас я боюсь назвать его фамилию, потому что не знаю, как солнце отреагирует. Но потом, – она опять повернулась к яркому светилу, – когда я пойму что ты, великое солнышко, сочувствуешь мне, я расскажу все. – Вера опять хотела опуститься на колени, но Иван остановил ее.
– Совсем простудишься, горе мое, – сквозь зубы процедил он. – Ведь ты насквозь промокла. Говори стоя, солнце поймет, главное, говори правду.
– Этот клиент был сексуальным безумцем.
– Вероятно, у него было много любовниц.
– Да. Точнее, рабынь его сладострастных извращений. Дело в том, что его потенция зависела не от духовных качеств купленных рабынь, а только от их физических данных. Поэтому ему все время хотелось чего-то немыслимого. «Мамка» мне так и сказала, что я при встрече с ним должна висеть вниз головой, словно в джунглях на пальме, и изнывать от оргазма. Откуда должен был появиться оргазм перед извращенцем, да еще в подвешенном состоянии, ее не волновало. «Стони от вожделения и похоти! – кричала она на весь офис. – У нас престижный дом для богатых клиентов, за фуфло деньги не берем. И запомни, чтобы твоя женская прелесть была красной от возбуждения и находилась на уровне его глаз. Клиент посозерцать любит… Особенно то, что живьем продается. Может от волнения и мордой уткнуться в твою шахну!» – Вера поежилась от холода и, посмотрев на болотную топь, в которой уже исчезли сани, опять расплакалась. – Ванечка, я не знаю, как-так получилось нежданно-негаданно, но я осталась без нижнего белья, куртки.
– Не отвлекайся, Вера. – Он быстро сбросил резиновые сапоги и, порывистым движением сняв с Веры обувь, одел свои сапоги на ее посиневшие ноги. – Раскрывай перед ним душу и, ради бога, не ври ничего. Может, оно разжалобится и будет помогать тебе.
– Разве ему интересна жизнь московской проститутки, да еще с временной пропиской?!
– Думаю, что интересна! Ты открываешь ему сердце, даешь такую редкую информацию, о которой многие молчат.
– Почему?
– Да потому, что их за правду в асфальт вкатывают, как бездомных крыс, или убивают так, что концов не найдешь! Откройся солнцу, и оно отзовется тебе с лихвой.
– Но дальше, Ваня, с этим господином приключилась такая трагическая пошлость, что говорить трудно! Поймет ли солнце?!
– Поймет! И говори ему все. Иначе страшная беда охватит Землю. Ведь солнце многого не знает о человеческой подлости, о безумных нравах. А они налицо!
– Ваня, я в растерянности. То, что я буду рассказывать дальше, может произойти только в сумасшедшем доме, и то, в котором кончились смирительные рубашки.
– Рассказывай, Вера, рассказывай. Все рассказывай!
– Так вот. Он влетел в мою комнату, этот самый богач, как ветер. Ему «мамка» про меня такое наговорила, что лицо его красными пятнами покрылось, видно, от вожделения. Я ждала его в офисе в подвешенном состоянии, уцепившись ногами за деревянную трапецию, которую «мамка» специально прибила в углу офиса. Мои распущенные волосы зеленого цвета (так меня специально покрасила «мамка») касались паркетного пола. Руками я тоже доставала пол, стоило только опустить руки. Так что я могла в любое время спрыгнуть с трапеции, и это спасло меня. Спасло и то, что жуткое отвращение к богатому клиенту словно подстегнуло, заставило не снимать с ног капроновые колготки и быть начеку. Я словно предчувствовала, что он способен на любую подлость. Сняв с меня одежду, он бросился целовать меня. А потом, вдруг поняв, что я абсолютно холодна к его ласкам, сделал такое, о чем мне неприятно говорить… Наглость его ошеломила меня. Я не выдержала, сняла ноги с трапеции и, обхватив его шею колготками, повисла на его шее. Примерно через семь минут он уже не дышал, а еще через двадцать минут лежал мертвым у моих ног.
