Но то, что теперь он стал постоянно дотрагиваться до своей лысины, которая блестела на солнце, было странным и подозрительным.
– Ваня, может, ему руки завязать? Убежит опять, – посоветовала она.
– Ему язык надо завязать и ширинку зашить, которая все время расстегнута.
– Ты слышишь, этолог? Иван с тобой шутить не собирается.
– Она права, Майкл. Если ты не покажешь, куда спрятал четверть с водой, придется тебя связать так же, как десантника. Подойди к нему поближе. Ты его знаешь?
– Да, да! Мастер дзюдо. Моя клуб его была. Горячий точка его работа.
– Вот как?! Значит, Верушка, наши болотины и черные дыры у них считаются горячими точками?!
– Наверное, Ваня, – согласилась Вера.
Вглядываясь в лицо Майкла, Иван пытался понять, откуда дует ветер и почему в спасательном вертолете оказался заморский этолог, так сразу вцепившийся в родниковую воду. «Если он коммерсант, – размышлял Иван, – а это сразу видно по его ювелирным зубам-трансплантатам, и в то же время этолог, тогда почему он не самостоятельно ищет родник, а липнет к вертолету правоохранительных органов? Может, его пригласили как независимого эксперта, чтобы на месте убедиться, что представляет собой Иван Петрович Кузнецов в естественных условиях. И если на основе компонентов поведения этолог решит, что Иван Петрович Кузнецов, сбежавший из зоны зэк, обладает феноменальной способностью заговаривать и увлекать людей на непристойные поступки и тем самым подрывать законы общества, то обратно вернуть его уже не в зону, а в другое, более закрытое учреждение».
– Майкл, что привело вас в эти места? Только честно, – оборвав свои размышления, строго спросил Иван. – Может, вы независимый наблюдатель за животными? Тогда зачем вам моя родниковая вода? Что вы молчите? Или вы хотите, чтобы мы оставили вас вместе с этим пацаном на съедение таежным шатунам?
– Ваня, успокойся. Я знаю, что ему нужно. Я тебе уже говорила… Повторить?
– Не надо.
– И все равно, как только солнце спрячется за лес, – вдруг строго сказала Вера, – Майкла на этом свете не должно быть.
– И, судя по всему, не будет, – уточнил Иван.
– Моя вас не понял, – оборвал Ивана Майкл. – Как это не будет?! – Он так оторопел, что стал не только неправильно произносить слова, но и заикаться. – Моя профессор. Моя международный наблюдатель.
– Что тебе надо на нашей земле? – опять строго, даже зло спросил Иван. – Говори как на духу., и не вздумай врать! Ты знаешь, что Россия переживает очередную беду?!
– Моя гарвардский школа был. много знает. Горбачев, Ельцин, Чубайс. моя диссертация писал.
– О чем?
– Русский душа от Распутина до Путина.
– Вечная тема. Только зря ты русской душой интересуешься. Она всегда была тайной даже для тех, кто любил ее, как мать родную, жизнь ради нее ломал. И какие же выводы следуют из твоей диссертации?
– Моя любит Россия. Но она – кошмар. Как по-русски сказать. слов нету. Глобальный кошмар, терпения на такой кошмар нету.
– А у меня нет терпения смотреть на твою наглую харю с огромной лысиной и думать о том, что бандиты бессмертны!
– Ваня!
– Верушка, у него не хватает слов, как у многих космополитов. Но они лезут, лезут к нам, как одуревшие крысы, почуяв запах только что подстреленного медведя. Ну что, лысый гений, скажи что-нибудь про Россию! Рожай! Умные люди всегда нужны. Особенно в России, где преступный бизнес, словно саранча, истребляет все живое, и в первую очередь – человеческий разум! – Иван поднял кулак с глубокими ссадинами и порезами, и Вера вдруг заметила, что кулак его дрожит и светится, как разгневанное солнце, охваченное бурями и потрясениями. Это был кулак, не вышколенный макиварами и силовыми упражнениями, а также различными бойцовскими приемами, – кулак, желавший отличиться и что-то отстоять или завоевать, используя определенные правила рыночной игры. (Таких силовых кулаков сейчас в России тьма. Они лезут, как ненасытные шакалы, во все дыры и щели России и особенно в любую вертикаль власти, имеющей капитал и покровительство тех людей, которые считают, что деньги – основа существования земной жизни.) Это был совсем другой кулак. С абсолютно другой кровью. С кровью совсем иного народа, который трудно теперь встретить на улицах мегаполисов, в сияющих от золота эксклюзивных помещениях и богатых офисах. Это был кулак, за которым стояла правда совсем других людей, совсем другого духа, отдавшего себя бескорыстному служению России и ее земле. Кулак с немеркнущими законами чести и долга, благодаря которым русская земля еще не погибла и живет неустрашимыми надеждами.
– Ваня! – попыталась остановить его Вера.
– Замолчи! – вдруг резко сказал Иван. – Самое страшное, гарвардский профессор, – немного сдержанней продолжил Иван, с трудом опустив кулак, – этому преступному рыночному разрушению не может противостоять никакая религия, никакие информационно-лозунговые внушения, никакие законы, потому что они тоже попали в «райские» сети денежных метастаз. Поэтому космос сам стал вмешиваться в преступную деятельность земных людей. И, может быть, он ускорит их досрочную необыкновенную гибель.
– Глобальный катастрова! Вот что такой русский земля! – неожиданно громко почти выкрикнул Майкл, видимо найдя подходящее слово.
– Молодец, лысый черт! – с улыбкой подхватил Иван. – Ты умный, как Сократ или как Ломоносов. Только Ломоносов не воровал из космического источника разума. Он сам был источником его. А ты вор! Хорошо упакованный и очень хитрый вор. Говори, куда спрятал четверть?!
Майкл молчал.
Он растерянно смотрел на Ивана уставшими воспаленными глазами, но в них сейчас, в отличие от глаз спецназовца, не было ни капли злобы, недоверия. Побродив по болоту и что-то вероятно переосмыслив, он другими глазами смотрел на Ивана и теперь следил за каждым его движением, особенно когда тот говорил о связи разума с космосом, размахивая своими длинными руками, словно крыльями подстреленный альбатрос.
Иван чувствовал пристальное внимание иностранца, но значения этому не придавал.
– Ну что, Майкл, – с досадой сказал он после долгого молчания. – Ты пока созревай, а мы спецназовцем займемся. Вера, завяжи нашему комараду руки, а то он еще чего-нибудь утащит…
И удивительно, иностранец сам протянул руки и попросил завязать их как можно туже. А когда она решила остановить кровотечение на голове спецназовца, он вдруг радостно заулыбался и, вытаращив умиленные арийские глаза, замотал головой:
– Сфагнум, Веро, сфагнум. это хороший лекарство. тайга.
– Ну вот, еще один лекарь проклюнулся! – улыбнулся Иван. – Он прав, Вера. Сфагнум – это торфяной мох. Он хороший антисептик, а жидкости он впитывает в четыре раза больше, чем вата. Надо нарвать его.
– Ваня, не уходи. Мне страшно оставаться одной с этими бандитами. Десантник может проснуться. А этолог, по-моему, «ку-ку».
