– Пройдем бобровый завал, считай, что мы дома, – похлопывал Иван по крупу стройную рыжую кобылу, похожую на высокорослую лосиху. – Скоро покажутся медведи, которых мы приручили с тобой, и их драгоценный пастух.
– Какой пастух? – поинтересовалась Вера, с трудом освоившая верховую езду.
– «Айвазовский». Наш непревзойденный «художник». Ученик Тыко Вылко. Его коровы вместе с медведями траву щиплют.
– Как так?!
– Он их вскармливает из одного корыта и на одном лугу.
– Наверно, грудного возраста? – поинтересовалась Вера.
– Конечно… А как иначе. В брусничном суземье благодаря солнцу и космической воде наш «Айвазовский» научился соединять несоединимое. У него собаки живут с кошками. А кошки охраняют гнезда тех ценных птиц, которые постоянно вымирают под влиянием осадков.
Бобровый завал оказался на речке, которая петляла так головокружительно, что трудно было понять, где верхняя часть реки, а где нижняя и куда она течет – на север или на юг.
– Здесь сам черт может заблудиться, – с улыбкой сказал Иван и снял карабин с плеча. – Многим кажется, что здесь не одна река. А на самом деле – одна.
– Как она называется?
– Чага. Летом в ней вода темная, и сюда слетаются все боровые птицы. Они пьют речную воду, питаются папоротником и живут здесь до поздней осени, особенно глухарь. Когда он сидит на отмелях, то его даже не заметишь, настолько он сливается с темной рекой.
– Ваня, смотри, лось!
– Это не лось. Лось имеет рога. Это лосиха. Мы прозвали ее Пурга. При первой опасности она сразу уходит в галоп, и догнать ее никто не может.
– Почему?
– Потому что ей удается получить двойную порцию солнца. Сначала в виде листвы, обожженной весенними солнечными лучами, а потом светило пропитывает ее до самых копыт.
– Она идет прямо к нам.
– Не к нам, а к лошадям нашим. Она знает моих лошадей, потому что пасется с ними в одних и тех же местах.
– Ты можешь подозвать ее?
– Нет. Она боится людей. Даже «Айвазовский», который приносит ей солонец, не может подойти к ней… Любуйся ее красотой – через несколько секунд ты ее не увидишь.
– Почему?
– Почуяв человека, она сразу бежит туда, где сплошные заросли и непроходимый косоражник.
– Жаль, Ваня, она мне так нравится.
– И мне тоже.
– Я бы очень хотела погладить такую красавицу и накормить.
– Все впереди, Вера.
– А давай, Ваня, возьмем ее с собой, на нашу сказочную планету.
– Я бы взял. Только как к этому отнесутся инопланетяне? – Иван неожиданно остановился и, спугнув Пургу, глянул на небо.
– Сегодня утро разгорается самыми божественными красками, и дневное солнце наверняка унесет не одну сотню негодяев.
– Каких негодяев?
– Земных, конечно, живущих законами потребительского животного разума. И не дай бог появиться в небе еще одному вертолету или какой-нибудь другой гадости – вдребезги разнесет.
– Это жестоко, Ваня.
– Жестокость солнца не имеет ничего общего с жестокостью людей. Она – продукт сохранения того, что иначе не сохранишь. И напрасны все старания землян, которые прячутся от небесного светила. Это все равно, что скрываться от любимой женщины, в которой прорастает твое семя. Оно все равно найдет тебя, только в других измерениях, в другом движении, и может прорасти так, что духа твоего не будет не только на земле, но и в космосе.
– А это значит, как говорил наш американский профессор, – полный кердык, – неожиданно поддержала его Вера. – Ваня, смотри, сколько птиц взлетело! И все парами. Куда они?!
– Это рябчики – вестники лесного покоя и таежных лакомств. Там, где они живут, всегда есть ягоды и здоровые почки леса. Они – разведчики самых дальних суземий и болотин клюквенных. Но нам не до них сейчас. Перейдем бобровый завал и будем звать «Айвазовского». Ты не представляешь, как он обрадуется…
– Ты хочешь взять его на нашу планету?
– Он просто необходим там. Ведь он, как и я, – настоящий следопыт. Честь и отвага всегда живут в его доброй душе, которая никогда не портит и не покрывает грязью и копотью этот продажный мир. Душа его нежит и греет нашу землю, как солнце, как звезды, не зная мрака и смерти. А вот и он сам. «Айвазовский»! – громко закричал Иван и, остановив лошадей, сильно замахал карабином. – Это я, Иван! Иди к нам! – Иван помог Вере слезть с лошади и, не переходя бобровый завал, стал кричать еще громче.
Через несколько минут на другом берегу показался человек в камуфляжной одежде, которая делала его почти невидимым, и он, проворно вскарабкавшись на завал, быстро поспешил к лошадям.
– Наконец-то ты появился, леший таежный. – Он совсем близко подошел к Ивану и обнял его. – А я-то подумал, что тебя «накрыли» эти стервятники. Аж сердце заныло. А ты живой, Ванюшка! Живой! Да еще с такой редкой красавицей, у которой губы дрожат, как стрекозы на ветру.
– Это та самая девушка, которую мы встретили на кладбище.
– Узнал, узнал, не сразу, но узнал, – не скрывая волнения, радовался «Айвазовский». – По-моему, ее Вера зовут?
– Она самая. Только теперь она моя невеста, и мы все вместе скоро полетим на планету Одиссея.
– Постой. постой. Значит, ты встретился с инопланетянами?
– Ты почти угадал. Я получил письмо от них. Федя, я очень счастлив, но.
– Ваня, ты настоящий следопыт… И у меня для тебя есть сногсшибательная новость.
– Какая?
– В центре нашего родника я обнаружил кристалл непонятного происхождения.
– Что?! Что?!
– Там, в роднике, лежит кристалл величиной с твою лохматую голову.
– «Айвазовский», ты меня с ума сведешь! – Глаза Ивана сразу вспыхнули, руки потянулись к солнцу, и, покачнувшись на вершине зыбкого завала, он не удержался на ногах и мгновенно провалился в бурлящее течение реки. – Мать честная, что со мной! – заголосил он. – «Айвазовский», Федя! Раньше кристалла не было. Это, видимо, произошло совсем недавно… Дай мне руку.
Приятель протянул руку и вытащил друга из воды.
– Когда ты обнаружил кристалл? – с дрожью в голосе спросил Иван.
– Сегодня утром. Всю ночь у меня болела, почти раскалывалась голова. Я решил окатить ее родниковой водой и вдруг на метровой глубине обнаружил прозрачный камень.
– Это невероятно! Неужели солнце уже знает о наших планах?!
– О каких планах?
– Мерзких.
Иван промок до нитки. И то ли от полученной информации, то ли от леденящей воды, его охватил сильный озноб, и разгоряченное тело сначала обожгло, а потом внезапно стало трясти.
