– Ты так думаешь о людях?
– Да. О них! Они загубили Землю. Они превратили ее в рабыню своих мерзких нечеловеческих страстей, в ржавчину гнилую… Потеряв совесть, они деньги, эти разукрашенные бумажки, вознесли выше разума, они стали убийцами Земли, ее солнечной мудрости, энергии. Понятно тебе или не понятно?
– Понятно. И ты бросишь родную сестру, бабушку свою родную, брусничное суземье, свое хозяйство?..
– Замолчи!
– Ну ладно-ладно, успокойся. Возьми себя в руки. И каким же образом ты собираешься покинуть родные места?
– Я нашел контакт с инопланетянами.
– Наконец-то. – Марья Лиственница обвила его шею, словно придорожный камень на краю пропасти, и долго держала своими хваткими, пахнущими смолой и земляникой руками. – А как же я, Ваня, радость моя неугомонная? Ты подумал, что со мной будет?
– Не знаю. Земля разваливается, она обречена. Все люди обречены. Мы остались у разбитого корыта. Мне жаль тебя, но.
– Как же так получилось?!
– Не знаю, но пойми, люди потеряли связь с космосом, с его разумным полем. На Земле произошла роковая беда, и спаситель у нее теперь только один.
– Кто?!
– Ее Создатель. Прощай, Мария. – Иван еще крепче обнял Марью Лиственницу, потрясенную нежданной вестью, и, почувствовав в коленях дрожь, неожиданно поднялся и пошел в чулан. – Побудь здесь, я сейчас вернусь. Не ходи за мной. Ну, что ты встала? Ты слышишь, как дверь скрипит?
– Слышу.
– Тогда, сядь на лавку и не двигайся. Веру разбудишь.
Иван осторожно прошел в чулан и, вернувшись оттуда с прозрачным камнем, сначала посмотрел на солнце, а потом перекрестился.
– Мария, ты радость моя хмельная, – тихо сказал он, сняв с камня золотистую безрукавку. – Я не знаю, как тебе объяснить. Но этот камень обладает свойством родника.
– Ну и что?
– Пойми, друг мой сердешный, мы можем спасти его.
– Зачем?
– Как, зачем?! Перестань гладить меня и смотреть на мою ширинку, как на баклажку с красной икрой. Мария, это очень, очень серьезно. Внимательно огляди камень и скажи, на что он похож?
– На тыкву… лысую тыкву..
– А еще на что? Вот, видишь здесь материк? Какая оценка у тебя была по географии?
– У нас в школе географии не было…
– Почему?
– Географ на охоте погиб. А учебники по географии использовали как туалетную бумагу.
– Ладно, бог с ней, с географией. Видишь, вот здесь Белое море?
– Вижу..
– А тут Кольский полуостров.
– Вижу. Может, Ваня, это не камень, а прозрачный глобус, сделанный из камня неизвестно кем?
– Молодец, Марья! Все-таки сообразила.
– Не думай, дружок мой, что я деревенская темная женщина. – Лиственница немного помолчала и, посмотрев ему прямо в глаза, вдруг сказала с какой-то грустной растерянностью:
– Я, родненький, нынче ребеночка жду..
– От кого?
– От тебя.
– Чего?!
– Не удивляйся, конь лесной. Я его давно жду, и вот, наконец, дождалась. Не смотри на меня так и не коси под мерина, когда губы, как сосновые почки, к юбке льнут.
– Что ты раньше не сказала?
– Откуда я знала, что твои семена, как хвойные почки, живучие. Ты, наверно, от сосны произошел.
– А ты от кого? – Иван положил камень на широкие деревянные перила и опять обнял Лиственницу. – Что же ты не сказала раньше? Теперь хоть волком вой.
– А что такое?
– Мария, надо спасать кристалл.
– Вот и спасай, коли он гож тебе.
– Пойми, если ты передашь его в нужные руки, то, может быть, спасешь и себя, и миллионы таких же людей, как ты…
– В первую очередь, я бы спасла своего батюшку, который стал пить.
– Тут целая цивилизация гибнет, культура Серебряного века, Ренессанс, а ты все про батюшку…
– А по мне твоя цивилизация все равно, что ржавая канализация. Если она не смогла выстоять. туда ей и дорога!
– И людей не жалко?
– Батюшку жалко, а этих бизнес-роботов, которые оккупируют нашу святую землю, хитрят, колдуют над ней, словно компьютерные черти, нисколько.
– Не говори так. Среди миллиона роботов всегда найдется одна-другая тройка умных млекопитающих, дающих жизнь, движение, разум. По-моему, ради них Создатель и сотворил мир.
– Может быть. И чего ты хочешь от меня, Ваня?
– Мария, ты должна спасти кристалл, – на этот раз твердо сказал Иван и взял его в руки.
– Каким образом?
– Передай его одному известному предпринимателю. Пусть он спрячет камень до определенной поры.
– Какой поры?
– Той поры, когда люди перестанут улыбаться друг другу и вместо головного убора будут носить каски с номерами, а в карманах – несгораемые карточки с флэшками омертвевших душ.
– Зачем?
– Чтобы их легче было вычислить и при случае превратить в пепел, золу или забавную компьютерную мышку… Сейчас это делать намного сложней, поэтому люди чаще всего просто исчезают внезапно и навсегда, и по неизвестным причинам. Но для государственных чиновников, где все против всех, такая процедура малоэффективна и чревата последствиями.
– Ты думаешь, что в России опять станут преследовать инакомыслящих?
– Еще как, Маша… По-черному! Любое движение против демократии, которой нет на самом деле, будет безжалостно пресекаться, потому что она, наша нынешняя демократия, дай Бог ей рассудка, создана на подкупе справедливости, спящей совести, а еще на мартышечьей фанаберии определенных монстров, от которых и кризисы, и дефолты. – Иван достал сигареты, хотел закурить, но спички оказались влажными, и он дрожащими руками положил сигареты обратно в карман брюк.
Его откровенное волнение и сильная мужицкая дрожь, наполненная отчаяньем и неистовой желчью, постепенно уводили Лиственницу от чувственных сладких размышлений. Она еще раз глянула в его уставшие глаза, похожие на глубокий подвал полуразрушенного дома, и насторожилась.
– Ваня, да на тебе лица нет, – тихо прошептала она и взяла его за руку. – Ты не простудился?
Иван ничего не ответил, только с какой-то щемящей душу досадой убрал руку и, завернув кристалл обратно в безрукавку, спустился с крыльца.
– Иди ко мне, Мария. – тихо позвал он, направляясь к реке.
– Иду, Ваня, иду. – Марья мигом сбежала с крыльца и, догнав его, хотела опять взять за руку, но он отдернул руку и кивнул на низкую постройку неподалеку от реки.
– В конюшню иди.
