– Как, зачем?
– Совсем скоро эти млекопитающие сами отправятся туда, без твоей помощи. Дурашка ты мой ненаглядный. Я хотела кое о чем поведать тебе, но ты еле стоишь на ногах, и нам лучше пойти в парилку… Давай смоем грязь от этих вонючих вертолетов, – она взяла его за руку и, словно ребенка, нежно потрепала за густые волосы. – Баня успокоит тебя, ненаглядный мой следопыт. А я погреться хочу.
Подобных бань Вера никогда не видела. Каменка была выложена из таких больших камней, как будто их привезли от Соловецкого монастыря.
В центре возвышался необыкновенно огромный валун, имеющий метровое углубление, на котором лежала широкая осиновая крышка. В нем томилась горячая вода и каким-то чудом не выкипала и не остывала долгое время. Топка была поодаль каменного котла: без дверцы, трубы, но с изумительной легкой тягой.
– Ниего себе! – удивилась Вера. – Это фантастика!
– Фантастика у нас впереди, а это обычная баня по-черному, которая проста, как ваган или как березовое ведро, – поправил ее Иван. – Тебе, Верушка, необходимо попариться, даже если ты не переносишь жар и голова закружится.
– Ты так считаешь?
– Ну да… хорошая баня, как говаривали в старину, все грехи снимет. Полезай на полок – я сейчас жару поддам.
– Не надо, Ваня. Я хочу сначала помыться.
– Тебе спину потереть?
– Потом.
– Тогда я отдохну немного.
Иван разделся, прилег на лавку, стоявшую у оконца напротив каменки, и оглядел баню.
«Прощай, родная хибара, – тихо прошептал он. – Теперь уж навряд увидимся».
Он зажег сальник и долго смотрел на обнаженную невесту, которая полоскала волосы в деревянной, пахнувшей вереском шайке.
«Какую красивую женщину привез я в родные места, – подумал он. – Ее ноги, гибкие и порывистые, словно у боровой рыси, а сердце чуткое, реагирующее на каждый потаенный шорох, каждый болотный хруст или колдовской ветер суземья. Трудно представить, как она, эта необыкновенная женщина, жила в городе, одуревшем от шума и бесконечной суеты людей, отравленных деньгами этого прогнившего от лжи и противоречий виртуального мира. Среди людей, которые ни во что и никому не верят и даже в церковь ходят только ради отпущения грехов. Как хорошо, что я спас ее от безысходной жизни и сексуальной показухи, псевдоблагополучия, которое в больших городах является признаком хорошего тона и успеха. Ну что ж, сейчас я немного отдохну и обниму свою красавицу, а потом мы пойдем опять к реке мимо каменистого утеса, и я покажу ей самое бесценное богатство нашей Земли – родник вечности».
На этих размышлениях глаза Ивана стали закрываться, и он, подумав о том, что жизнь на Земле все-таки не должна остановиться, опять уснул.
Невероятные сны снова растравили и понесли его душу в неведомое, но очень знакомое по ощущениям пространство непроходимых болот и северных неприступных льдов, твердых, как родниковый камень, и неодолимых по своей массе и протяженности.
На этот раз снился ему сам Семен Иванович Дежнёв, о подвигах которого он знал еще с детства, и не по книгам, а по рассказам его предков-поморов, бывавших не только в Белом, но и в других северных морях. Какая растерянность, какой жуткий ужас был в лице первопроходца, когда Иван подошел к нему и, сняв головной убор, приветливо поздоровался с устюжанским казаком.
– Семен Иванович, – тихо сказал следопыт, поклонившись до самой земли. – Я тоже первооткрыватель. Меня зовут Иван Петрович.
– Как ты попал сюда? – удивился Дежнёв.
– Сам не знаю. Наверно, хотел очень, наверно, вашим примером живу.
– Но ведь это же необитаемый остров, на котором еще никто не был, кроме моих преданных казаков. Как же тебе удалось отыскать эту каменную луду среди непроходимых льдов?
– Я путь в другую Вселенную нашел, – с грустью сказал Иван, и глаза его сделались мокрыми. – Поэтому любой, самый трудно досягаемый остров на земле под силу моей воле и разуму. Ну, что задумались, Семен Иванович? Или сказать Вам нечего?
Дежнёв долго молчал. И, казалось, вместе с ним молчали все торосы необитаемого острова и огромная скальная луда, на гребне которой сидел сам первооткрыватель. Потом он вдруг как-то резко и неожиданно поднялся и, подойдя к Ивану, пожал ему руку.
– Русские люди никогда не знали преград, открывая для всего мира чудеса, – тихо и с какой-то щемящей болью сказал он и еще крепче сжал руку Ивана. – Они никогда не просили честной расплаты, довольные даденным, потому что сами были честными и в природе не знали нужды. А что внутри у них было, то никаким золотом не оценить, никаким чином, никакими наградами. И это каждому, самому разнесчастному, самому последнему человеку должно быть известно. И если русские люди повыведутся на Земле-матушке, то беда ждет все человечество. Неужели это произойдет?! – Дежнёв глянул на светлое небо, озаренное необыкновенным солнцем северной весны и, сняв с головы юкагирскую шапку, вдруг прослезился. – Возьми меня, Иван Петрович, в другую Вселенную, – тихо сказал он, сверкая светлыми от солнца глазами. – Я здесь больше не нужен.
– Как, не нужен? – упрямо возразил Иван. – Вы что говорите, атаман Дежнёв?
– А вот так! Бескорыстная любовь к Родине может жить только в сердце человека, влюбленного в нее. А мое сердце надорвалось… У меня девять серьезных ранений, и чертова дюжина кровавых бань с туземцами. Возьми меня, Иван Петрович, в другую Вселенную. А если не сможешь меня взять, то хотя бы мой поморский дух возьми, который может исчезнуть навсегда среди казенных крохоборов и шарлатанов. Спаси хотя бы его! Прошу тебя, родной мой следопыт, умоляю. Тысячи, миллионы новых людей скоро появятся на нашей Земле и разрушат ее. – Семен Дежнёв хотел сказать еще что-то, но на этот раз Иван Петрович не выдержал его горьких слов и проснулся.
– Ваня, тебе не надо спать на лавке, – с улыбкой прошептала Вера и окатила своего любимого мягкой, как парное молоко, теплой водой. – Тебя трясет. Тебе нужна женщина. И, может быть, не одна. Но я чувствую, всем своим воспаленным телом чувствую, что только я, тобой возрожденная грешница, могу помочь в твоих страданиях. – она ласково опустилась над его дрожащим истомленным телом и, коснувшись его груди распаренными светлыми волосами, вдруг громко завсхлипывала, – жизнь остановится без твоего разума. Во всей Вселенной остановится, потому что у нее нет сердца. А у тебя оно есть, Ваня. Научи Вселенную, как не потерять его?! Я поняла, что ты знаешь, как это сделать. Друг мой, научи Вселенную обрести человеческую душу… Обними меня и пообещай мне…
Иван приподнялся с лавки, обнял Веру, и она только сейчас поняла, как он устал.
Руки его были беспомощными и вялыми, словно ветви дерева, у которого подрубили корни.
– Ваня, ты не заболел?
– Не знаю, но почему-то кружится голова, и страшно хочется спать.
– Ты устал, друг мой. ничего, я тебе сейчас сделаю массаж, и тебе будет лучше. Только ты сейчас ни о чем не думай и душу свою не терзай земной катастрофой. И обо мне тоже не думай. Ты только чувствуй меня и прижимайся как можно крепче ко мне. Ведь я не одного дистрофика на ноги подняла и жить заставила полнокровной жизнью.
