Отец ответил после четвертого гудка.
– Папа? – произнесла она в трубку, приподнявшись на подушках.
– Фиона? Что-то случилось?
– Почему для того, чтобы я позвонила своему отцу, непременно должно произойти что-то плохое? – Ее тон был невозмутимым. Она научилась притворяться, будто у нее все хорошо.
– Прости. Давай попробуем начать заново. Привет, дорогая. Как дела?
– Нормально. У меня просто появилось немного свободного времени, и я решила позвонить тебе. Мы давно не разговаривали.
– Почему ты не на матче в Аризоне?
Фиона уронила конфету в коробку с мороженым.
– Я… э-э… немного простудилась и решила остаться дома.
Наверное, это прозвучало как пустая отговорка, но она не могла сказать отцу правду.
– Игра идет на равных?
– Ты смотришь? Прости, я не хотела тебя отвлекать.
– Я слышу, что у тебя тоже работает спортивный канал. Странное время для разговора.
Его ровный тон не выражал никаких эмоций. Он всегда был немногословен. По крайней мере, с тех пор, как умерла мать Фионы.
– Прости, папа. Если я мешаю тебе смотреть, я могу…
– Нет, ты мне совсем не мешаешь. Я пенсионер, и у меня полно свободного времени. Я могу посмотреть эту часть матча в повторе. Итак, рассказывай, зачем ты мне позвонила?
– Папа, как мы проводили каникулы до того, как мама заболела? – выпалила Фиона после небольшой паузы.
– Почему ты спрашиваешь?
– Скоро день ее рождения, и я думаю о ней чаще, чем обычно. Мои детские воспоминания, связанные с мамой, с годами становятся все менее отчетливыми.
На другом конце линии послышался тяжелый вздох.
– Мы возили тебя в Диснейленд. Когда ты была маленькой, ты постоянно туда просилась. Мы с мамой тщательно планировали каждую поездку, устраивали тебе ланчи с твоими любимыми персонажами. Она любила Диснейленд, потому что ей доставляло удовольствие смотреть на твое сияющее лицо, слышать твой смех. Твоя мама всегда брала с собой пакет с блестками и осыпала ими тебя перед тем, как мы заходили в главные ворота. Она говорила, что это волшебная пыль, которая исполняет самые сокровенные желания.
– Я этого не помню, – грустно произнесла Фиона.
– Дорогая моя, может, я и забываю тебе звонить, но знай, что я думаю о тебе. Мне всегда будет не хватать твоей матери. Я был рад поделиться с тобой воспоминанием о ней.
Когда Фиона закончила разговор, ей не стало легче. Услышав глубокую печаль в отцовском голосе, она окончательно убедилась в том, что ее решение развестись с Генри правильное. Что, если она уйдет сейчас, он не будет страдать так, как страдает ее отец.
Генри был в подавленном настроении. Его команда проиграла матч в Аризоне по нескольким причинам, но он подозревал, что вина за поражение главным образом лежала на нем. Он не мог сосредоточиться на игре, потому что Фиона осталась в Новом Орлеане.
Выбравшись из машины, Генри взял свою сумку, поблагодарил шофера, вошел в ворота и направился по дорожке к своему трехэтажному особняку.
В доме было тихо. Лилии, которые Эрика подарила Фионе от его имени, стояли в вазе на кухонной стойке.
За время его отсутствия они с Фионой ни разу не разговаривали по телефону, но обменялись несколькими текстовыми сообщениями. Это вселяло в него надежду на то, что еще не все потеряно.
Решив, что Фиона увлеклась чтением какой-нибудь интересной книги, он тихо поднялся наверх и, к своему удивлению, обнаружил, что она спит.
Она лежала на кровати среди подушек. Лицо ее было бледнее, чем обычно. Вместо одной из шелковых ночных рубашек или сексуальных пижам, которые она предпочитала, на ней была его белая футболка.
С ней что-то было не так, но из-за усталости он не мог понять, в чем дело. Не в силах уйти от нее сейчас, он сел в кресло у камина и продолжил смотреть на Фиону, пока не уснул.
Во сне он словно заново перенесся в то счастливое время, когда они с Фионой только начали встречаться. Он взял ее с собой на матч в Филадельфию. «Харрикейнс» тогда одержала свою первую крупную победу, и ему захотелось отпраздновать ее вместе с Фионой.
– Как насчет двойной победы? – спросила она его в номере отеля, водя ладонями по его груди и спине. Ее глаза потемнели от желания, и ему захотелось отдать ей всего себя без остатка.
Именно так он и поступил. Оставшуюся часть дня и полночи они занимались любовью, а на следующий день отправились на экскурсию по музеям и картинным галереям.
Когда люди узнавали, что он интересуется искусством, они в большинстве своем думали, что он просто хочет показать себя с выгодной стороны. Фиона была исключением. Она верила, что его интерес к картинам и скульптурам искренний. Будучи искусствоведом по образованию, она могла бы демонстрировать ему свое превосходство над ним в этой области, но вместо этого увлеченно делилась с ним своими знаниями и наблюдениями. Она всегда говорила, что для того, чтобы любить искусство, не нужно иметь ученую степень.
Любовь к прекрасному сблизила их, дала им понять, что между ними существует особая связь. Что их физическое влечение друг к другу лишь часть этой связи.
Вернувшись в свой номер, они снова занялись сексом. На этот раз все происходило медленнее. Они исследовали тела друг друга губами и руками. Каждый хотел узнать, какие ласки доставляют другому наибольшее удовольствие.
Внезапно сон-воспоминание оборвался, и на смену ему тут же пришел другой. Генри увидел обнаженную Фиону, лежащую на кровати. Сам он почему-то стоял за мольбертом и рисовал ее красками. Затем картинка поменялась, словно кто-то повернул ручку кинопроектора. В следующем обрывке сна он подошел к Фионе и попытался заключить ее в объятия, но она внезапно растворилась в воздухе. Вместо нее в его руках оказалась картина, на которой было изображено ее тело, покрытое шрамами.
Проснувшись в поту, он, к своему огромному облегчению, обнаружил, что это был сон. Что Фиона по-прежнему спит в своей постели. Ему безумно захотелось к ней прикоснуться, но он побоялся, что потревожит ее сон, и остался в кресле. Все его мысли по-прежнему были лишь о том, как спасти их брак. Может, свозить ее в Филадельфию, где зародились их чувства друг к другу?
В какой-то момент она зашевелилась, открыла глаза и, увидев его, приподнялась.
Его мысли о поездке Филадельфию улетучились в тот момент, когда он увидел темное пятно на ее белой футболке. Это была кровь.
Действие лекарства закончилось, и Фиона проснулась от ноющей боли в груди. Когда она увидела Генри, сидящего у камина, ее пульс участился.
– Добро пожаловать домой, – сказала она. – Поздравляю с победой.
– Мы проиграли, – пробормотал он.
О боже. Должно быть, он сильно расстроился.