Чувствуя необходимость поделиться с кем-то наболевшим, Генри вышел на улицу и отправился искать своего старшего брата. В конце концов, это Джерве посоветовал ему передать Фионе цветы через Эрику.
Генри увидел силуэт своего брата у бассейна. Джерве стоял спиной к дому на дорожке, ведущей к пристани.
Бассейн обрамляли кустарники, источающие восхитительные ароматы. Ветер трепал тонкий белый балдахин на переносных садовых качелях размером с большой диван.
Плечи Джерве были опущены, руки соединены за спиной. Подойдя ближе, Генри заметил, что он так крепко сцепил пальцы, что костяшки побелели.
Заходящее солнце окрашивало поверхность воды в оттенки оранжевого. В конце гавани виднелся понтонный мост, на котором братья проводили много времени, когда были подростками. Генри охватило чувство ностальгии. Раньше все было проще.
Впрочем, он понимал, что в действительности это было не так. Что в их семье никогда ничего не было просто.
За последние несколько месяцев Генри отдалился от своих братьев. Их общение строилось на лжи, кивках и односложных ответах.
Избегая серьезных разговоров, Генри, похоже, не заметил, что его старший брат испытывает трудности. Сейчас он гадал, что доставляет Джерве больше хлопот: победа «Харрикейнс» в предстоящем сезоне, карьера их младшего брата Жан-Пьера в нью-йоркской команде или его, Джерве, предстоящая женитьба на принцессе вкупе с отцовством.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Генри.
Джерве сделал глубокий вдох:
– Вспоминаю старые добрые времена.
Рядом с ним лежал футбольный мяч, и он ударил по нему мыском ботинка.
– Скучаешь по игре?
– Да, иногда мне ее не хватает, но я, в отличие от тебя, не дышу игрой. По правде говоря, мне больше нравится быть владельцем команды и разрабатывать стратегии за пределами игрового поля.
– Предстоящая свадьба и будущее отцовство научили тебя мыслить философски.
Джерве покачал головой:
– Я стал более практичным и сосредоточенным.
– А я чертовски устал от того, что люди сомневаются в моей способности сосредоточиться на чем-либо.
– Люди? – Наклонив голову, Джерве пристально посмотрел на своего брата. Генри был хорошо знаком этот взгляд. Он означал, что Джерве не отстанет от него, пока он все ему не расскажет.
– Моя семья.
– Возможно, тебе предстоит развод, – заявил Джерве, как будто Генри сам этого не понимал.
– От этого никто не застрахован.
– Но ты любишь свою жену.
Уставившись на озеро, Генри тихо произнес:
– Я думал, что люблю ее.
– Ты любишь ее, идиот.
Генри толкнул Джерве плечом в плечо:
– Я терпеть не могу, когда ты строишь из себя всезнайку.
– В таком случае действуй. Ты же лидер команды, ее мозговой центр, руководящий всеми атаками. Ты достоин попадания в Зал славы. Неужели ты не можешь навести порядок в своей личной жизни?
Генри издал горький смешок:
– Не обижайся на меня, Джерве, но ты пока еще холостяк, поэтому не можешь хорошо разбираться в вопросах, касающихся брака. На самом деле все гораздо сложнее, чем ты думаешь.
Джерве поднял мяч и бросил ему.
– Рейно настоящие специалисты по отчуждению и разрывам отношений.
– О чем ты говоришь? У нас крепкая семья. – Отойдя назад, Генри бросил мяч назад ему.
– Ты шутишь? – удивился Джерве, поймав мяч.
– Посмотри на нас. – Генри сделал охватывающий жест рукой, указывая на особняки, принадлежащие Рейно. – Мы живем рядом, занимаемся одним делом.
– А ты взгляни на историю нашей семьи, – возразил Джерве. – Наш отец больше десяти лет не разговаривал с матерью своего сына. Когда мы узнали, что у нас есть сводный брат, мама ушла от нас и мы больше никогда о ней не слышали. У нас есть младший брат в Нью-Йорке, который удостаивает нас своим визитом лишь в экстренных случаях. У нас есть дядя в Техасе, который показывается в Новом Орлеане только для того, чтобы поболеть за своего сына во время домашних матчей «Харрикейнс». Еще один наш дядя с нами вообще не разговаривает.
– Звучит так, будто наша семья не крепкая и не дружная, – задумчиво произнес Генри.
До сих пор он считал иначе. Большая часть его родных по-прежнему жила на одном участке земли на озере Понтчартрейн, где прошло его детство. Ему казалось, что это место связывает всех Рейно друг с другом, делает семью прочной, словно старинные особняки, которыми она владеет. Слова Джерве перевернули его привычный мир с ног на голову.
– Безусловно, проблемы есть у всех семей, но у нашей их гораздо больше, чем у других. Я против того, чтобы ты последовал множеству плохих примеров из истории нашей семьи и разорвал связь с близким тебе человеком, вместо того чтобы попытаться вдвоем с ним справиться с трудностями.
Кивнув, Генри снова бросил брату мяч.
– Ты имеешь в виду Фиону. – Это прозвучало как утверждение.
– Кого же еще? Признаться, ваш разрыв меня пугает. Я сам вскоре собираюсь жениться, и мне немного не по себе. Вы казались мне идеальной парой.
– В мире нет ничего совершенного.
– Это правда. Но тогда почему ты ждешь совершенства от ваших отношений?
– Кто говорит, что на развод хочу подать я?
Джерве ошибался. Генри совсем не хотел разводиться с Фионой. Он по-прежнему ее желал. Жизнь без нее… Нет, он даже представить себе этого не мог.
– Если твоя жена хочет от тебя уйти, почему ты за нее не борешься?
– Я даю ей возможность побыть одной. Она хотела покоя.
– Как я уже сказал, в нашей семье все слишком легко оставляют друг друга в покое. – Бросив мяч на землю, Джерве отвернулся и посмотрел на дом.
Слова старшего брата отзывались громким эхом в душе Генри, и его желание снова завладеть сердцем Фионы становилось все сильнее с каждой секундой. Их взаимная страсть когда-то была обжигающей, но он хотел вернуть ее не только в свою постель. Фиона была его частью, его второй половинкой. Без нее ему никогда не стать целым. Он хочет быть с ней до конца жизни, поэтому отныне перестанет бежать от проблем и начнет решать их вместе со своей женой.
Ей снился Генри. Они вместе были в Сиэтле, где должен был состояться очередной матч его команды. Шел дождь, и они перемещались от одной частной галереи до другой мелкими перебежками. Будучи молодоженами, они часто целовались и прикасались друг к другу, словно чувствовали, что их счастье будет коротким и им следует наслаждаться на полную катушку.
Даже во сне ей не давали покоя мысли о Генри. Почему они не попытались притормозить и построить духовную связь, которая стала бы их главным оружием в испытаниях, уготованных им судьбой? Почему вместо того, чтобы разговаривать о важных вещах, они общались главным образом на языке ласк и поцелуев?
